Читать книгу - "Его слабость - Татьяна Анина"

– Лёша, – позвала я.

– Слушаю, – поднялся вверх и поцеловал меня в губы. Внимательно смотрел в глаза.

– В магазин надо. У меня через неделю месячные.

– Ты лишишь меня сладкого? – он так натурально расстраивался, что мне иногда казалось, что он не шутит, а по-настоящему поражён и удивлён до глубины души.

– Привыкай.

– А как насчёт другого? – вскинул чернильную бровь.

– Нет, – я попыталась его скинуть, но если Лёша не хочет, чтобы его скинули, хрен с места сдвинешь.

Я уставилась на него недовольно, а он бодался со мной взглядом.

Это он анальный секс выпрашивал. Хочет попробовать. Я тоже хочу, но опасаюсь.

– Обещай подумать.

– Обещаю, – сказала я и скинула его на кровать рядом.

Он распластался, весь довольный и удовлетворённый.

– Завтра с утра съездим в магазин.

– Съездим? – удивилась я, натягивая свои трусики. – Не пешком?

– Нет, – улыбка на полных губах стала шире. – Завтра ты учишься водить машину.

– Лёшка!!! – взвизгнула я от восторга и кинулась обратно в подушки и одеяло, целовать мужчину, который осуществляет мечты.

– Одевайся, – его рука пошлёпала по попе. – Пойдём, что покажу.

***

Лёшка траву косил и оставлял сушиться. Но там, где остался последний покосившей дом, который наполовину был разобран, потому что Лёша ещё и дома разбирал, трава была уже высокой. Колосилась.

Над цветами полевыми порхали бабочки, летали мохнатые пчёлы, и особой красотой сверкнула пролетающая мимо нас ярко-синяя с зелёным отливом стрекоза.

Воздух был необычайно ароматным.

Ярко светило солнце, дул тёплый ветерок, и на поверхности воды появлялась рябь. Шумели кронами лиственные деревья.

И я, как в детстве, хватала взрослого за руку и тащила собирать цветы. Раньше это была моя мама, теперь Лёшка.

Нам спешить было некуда, поэтому Лёша ждал, когда я сплету для него венок из первых летних цветов.

Он стоял такой прекрасный, такой весь таинственный. Закусив набок травинку, наблюдал за мной свысока и чуть улыбался. В нём сочеталось много непонятных мне вещей. Но я не торопилась узнать о Лёше всё. Оно откроется со временем, пока нужно закрепить свои чувства, чтобы не испугаться, не взбрыкнуть и не оставить его одного в этом мире. Потому что не только мне он был необходим. Лёшка любил меня и нуждался во мне.

Вся его опека, забота смешивалась иногда с жёсткостью, но так это компенсировалось безграничной взаимной любовью, что я млела.

Люблю.

От стройности и силы, до мирного характера. И даже взрывной Леший не портил моего отношения к этому мужчине.

Я встала на носочки и возложила венок на его иссини-чёрные волосы. И стал мой обожаемый муж выглядеть, как мифический древнерусский воин. Который в поле мирен, а в бою яр.

Лёша склонился ко мне за поцелуем. Руки его сплелись вокруг меня. Я, оказавшись в объятиях, податливо разомкнула губы и впустила его мягкий, сладкий язык.

Любит целоваться.

– Ты зачем рюкзак взял? – улыбнулась я.

– Красить буду, – он взял меня за руку и повёл дальше по заросшей тропинке.

А я как девчонка прыгала и задевала ладонями, пахучую траву. И блаженно прикрывала глаза, когда большой палец мужчины, поглаживал мою ладонь, а рука то и дело поправляла распущенные волосы.

В этой части деревни мы ещё не были.

В зарослях открылся погост. Почти не осталось могилок. Только шесть за кованным забором. Там стояли деревянные кресты, выкрашенные тёмно-зелёной краской, с пожелтевшими фотографиями за мутными стёклами. Был между могилами поставлен стол и скамейки самодельные. Вокруг всё засыпано гравием и трава не росла.

Дальше покосившиеся надгробия. А за ними у высоких дремучих елей возвышалась старинная полуразрушенная церковь.

Лёша сгрузил свой рюкзак на столик. Извлёк банку с краской и кисточкой. Без промедления, приступил к покраске крестов.

Здесь были похоронены Васины. Два деда, две бабки и мать с отцом.

Маму Лёши я однажды видела, она на какой-то праздник к нам в школу приходила. Не на выпускной точно.

Это была полная кареглазая женщина. На фотографии она улыбалась. Лёша похож внешне на маму, а вот фигурой в блондина папу.

– Отчего они умерли? – спросила я, и взялась вырывать травку вокруг могил, чтобы освободить место бережно посаженым многолетним цветочкам, которые проклёвывались своими малиново-фиолетовыми лепестками.

– Отец от инфаркта, у матери был диабет, – пояснил Лёша, не отвлекаясь от работы. – Не так давно умерли. До конца в деревне жили. Я их хотел в город забрать, отказались.

– Можно я тебе помогу? – увидела я, что Лёша взял две кисточки.

– Конечно, покрась столик и скамейки, – улыбнулся он.

Я выпрямилась и встала, как вкопанная.

В стороне от погоста на берегу реки паслись кони. Самые настоящие! Две лошадки белые в яблоко, а другие каурые. И два жеребёнка.

– Лёша, лошади! – не сдержала восторга.

Почему я себя чувствовала младше его? Он со мной, как с ребёнком. Ну, да. Где я лошадей видела? А ведь так в детстве просила маму купить лошадь, её бы можно было на балконе держать. Смешно? А мне нет. Уже тридцать лет, а я верхом ни разу не сидела.

– Здесь ферма была, – он всё так же умилённо улыбался. – Сгорела вместе со скотом и птицей. Батя мой лошадей пожалел, выпустил.

– Жалко скотинку. Давай их покормим, погладим.

– Сонюшка, лошади не собаки. Они к тебе не подойдут ни за какую еду. Они свободу любят. Тем более это уже второе поколение дикого табуна.

Я ещё мгновение наслаждалась видом диких лошадей, насильно подавляя желание сбегать погладить, а потом взялась красить скамейку и столик. Положила Лёшкин рюкзак на щебень из него выпала пачка сигарет.

Лёшка потянулся и взял себе сигарету. В пачке лежала зажигалка. Он кинул взгляд на церковь, словно боялся, что его оттуда увидят и прикурил.

Быстро в четыре руки справились. Я даже умудрилась не испачкаться. Кисти Лёша сложил в пакет, а пустую банку забрал с собой, не стал в лес выкидывать.

Но обратно мы не пошли. Лёша взял меня за руку и повёл в сторону церкви.

***

***

Каждое место имеет свою энергетику. Бешеные дети, резвящиеся в коридорах детской поликлиники, пропитывают стены своей безмятежностью, а иногда плачем. И когда все уходят, ты чувствуешь, что место это детское.

Когда я переступила порог разрушенной старой церкви я ощутила благоговейное настроение. В передней стены были исписаны, там где уже не было деревянного пола остались следы от костра.