Читать книгу - "Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде"

убеждение. Если есть отец и мать, братья, сестры, бабушка…

С а у л в е д и с. Если есть! А если нет?

А н д и н а. Но поймите, если в нашей возможности — дать? Тем, у кого нет!

С а у л в е д и с. Создавать искусственно? А не будет ли это самым настоящим только что упомянутым вами выращиванием в вате и инкубацией?

А н д и н а. Нет.

С а у л в е д и с. А чем же тогда?

А н д и н а. Уютом.

С а у л в е д и с. Какая разница? Только в обозначении.

А н д и н а. Чувство домашнего очага, ну. Угольки… Мы же на всю жизнь сохраняем воспоминания о кухне, где иной раз в зимний вечер не повернуться, куда сходится погреться вся семья, собаки, кошки да еще соседи, а на плите варится картошка, и бабушка вяжет чулок, вспоминая свою молодость, когда…

С а у л в е д и с. Достаточно, мысль понял.

А н д и н а. Дети, которых бросили свои, физически у нас не мерзнут, об этом позаботились, но…

С а у л в е д и с. Хорошо, я понял. Хорошо. Допустим. Два учителя сыграют для них роль родителей, одноклассники будут братиками и сестричками, милую бабулю изобразит директриса в очередь с гардеробщицей… Но как долго? Они окончат школу и уйдут рано или поздно, и тут же обнаружат, что они все-таки одни на свете.

А н д и н а. Чепуха.

С а у л в е д и с. К тому же окажется, что они абсолютно не подготовлены к суровой действительности, потому что в школьные годы мы окутали их розовой ватой иллюзий, которую безжалостно развеет первый серьезный порыв ветра…

А н д и н а. Какая чепуха!

С а у л в е д и с. Докажите. Легко сказать, чепуха.

А н д и н а. Учителя сыграют роль родителей, сказали вы…

С а у л в е д и с. Сказал.

А н д и н а. Нет. Они не сыграют роль, они будут родителями этих двадцати четырех учеников девятого «бэ», и разве родители, когда мы уходим от них в свою собственную жизнь — вы и я, например, — разве они тогда перестают быть нашим отцом и матерью? Какая глупость! Разве братья и сестры, по-вашему, становятся нам чужими, если мы перестаем завтракать с ними за одним столом?

Саулведис придвигает лесенку к шкафу, берет несколько колб, влезает наверх. Размещает колбы на полках.

Когда он собирается слезать, Андина уже подходит к нему со следующими колбами, потом приносит и передает посуду с химикалиями и все остальное, что на время ремонта было вынесено, а теперь возвращено и громоздится на столе.

Если надо, Андина сперва протирает посуду полотенцем.

Дальше в разговоре оба заняты, делом — сосредоточенно и естественно в данной ситуации, без словечек «пожалуйста», «спасибо», «теперь это» и т. п.

С а у л в е д и с. Стало быть, по-вашему, выходит, что нам придется заботиться о мальчиках и девочках девятого «бэ», пока им не исполнится шестьдесят…

А н д и н а. Почему шестьдесят?

С а у л в е д и с. Так говорят, не слыхали? Родители теперь обязаны содержать своих детей до шестидесяти лет.

А н д и н а. Разумеется, и до семидесяти и…

С а у л в е д и с. А я, видите ли, не желаю.

А н д и н а. Заботиться о своих детях?

С а у л в е д и с. О своих я позабочусь, будьте спокойны.

А н д и н а. Интересно, почему вы в таком случае стали учителем, для кого…

С а у л в е д и с. Учителем, совершенно верно. Учителем, а не отцом двадцати четырех разом… Интересно, как это вы не чувствуете разницы? Я буду преподавать им химию, я буду их классным руководителем — если этот класс не отдадут теперь вам, против чего, между прочим, я бы не возражал, против такого варианта… Я буду делать все, к чему готовился в университете, но вместе с чужой барышней изображать для пятнадцатилетних папу и маму — благодарю покорно! Не желаю, и точка!

А н д и н а. Скажите еще раз!

С а у л в е д и с. Что сказать?

А н д и н а. «Точка»! Вместе это будут три точки, которые называются…

С а у л в е д и с. Не будет никаких многоточий, не надейтесь. Одна-единственная круглая, честная и окончательная точка.

Какое-то время оба работают молча.

(Вдруг прекращает работу и усаживается на верху лестницы.) Послушайте, а вам…

Андина, орудуя полотенцем, взглянула на Саулведиса.

Простите, как, вы сказали, вас зовут?

А н д и н а. Андина.

С а у л в е д и с. Послушайте, Андина, а вам не пришло в голову, как это будет глупо? Два руководителя…

А н д и н а. Почему глупо?

С а у л в е д и с. Я б еще понял, будь это в каком-то младшем классе, первом, втором, и будь эти учителя муж и жена, это могло бы даже выглядеть красиво, ничего не говорю… Это могло бы показаться даже трогательным…

А н д и н а. Не только показаться.

С а у л в е д и с. Послушайте, меня осенило…

А н д и н а. Что именно?

С а у л в е д и с. Как я раньше не додумался… Директор в том возрасте, когда женщины, я заметил, увлекаются сватовством других, они прямо с ума сходят, когда подворачивается подобная возможность, а также когда не подворачивается, и только что до меня дошло, не здесь ли собака зарыта… Ей-богу! Как хорошо, что я отказался, не правда ли? Могу представить, какая с первого сентября поднялась бы суматоха вокруг вас и меня… Какие смешки, какие двусмысленные замечания со всех сторон, какие намеки, какие надписи на доске, анонимные записочки и тому подобное… Дошло бы наконец до того, что я просто вынужден был бы в самом деле на вас жениться!

А н д и н а. Это, конечно, было бы ужасно!

С а у л в е д и с. Не правда ли? А вы согласились… Потому, что не подумали! (Встает, берет стеклянные трубочки, почищенные Андиной, кладет на место.)

Оба продолжают работу.

Отцов и, главное, матерей, которые способны отказаться от малышей, которые бросают, оставляют… их я, наверно, никогда не смогу понять.

А н д и н а. Но если разваливается семья? Если двое больше не любят друг друга, если каждый из них уходит в свою сторону…

С а у л в е д и с. Ну, в таком случае зло возникает, скорее, оттого, что они тем не менее, вроде бы из-за ребенка, остаются и продолжают жить вместе… Пусть разводятся, пожалуйста. У меня никаких возражений. Пожалуйста. Малыш растет у одного из них, другой поддерживает материально… Я говорю о тех, кто отказывается, совсем. Разве мало того, что они делают своих детей несчастными? Нет, директор хочет вместо этих людей приставить к их детям нас, да еще и нас сделать несчастными… Почему? По какому праву? За какие грехи? Те уходят, насвистывая, — какое им дело, а нам надо нести за них ответственность!

А н д и н а. Но если о них совсем не думать?

С а у л в е д и с. Это нереально.

А н д и н а. Это абсолютно реально. Если думать только лишь о детях. О тех двадцати четырех, которые встанут и будут смотреть на нас обоих, когда мы после первого звонка войдем в класс… Дети не виноваты. Они пришли в мир, они существуют, и о них мы должны думать, только о них.

С а у л в е д и с. А наследственность?

А н д и н а. Какая наследственность?

С а у л в е д и с. Всякие дурные качества. У всех у них родители ведь более или менее ну…

А н д и н а. Несчастные люди, я думаю. Кое-кто поймет позже, когда они станут старыми и одинокими, я читала о таких случаях. Одна мать, например, отыскала своего взрослого сына и стала