Читать книгу - "Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде"

вы поняли, что песни тут были ни при чем, потому что в ту минуту, когда вы полюбили, ваши уши открылись, а вы еще удивляетесь, почему та же самая песня зазвучала вдруг совсем по-иному… Потому, дорогая товарищ Сондоре, потому! Не хотите ли случайно послушать «Четыре белые рубашки» еще раз? Еще как хотите, не так ли? Еще как хотите! (Тянется к включателю магнитофона.)

А н и т а. Знаете, кто вы?

Б е л л а. Ну?

А н и т а. Фрейдистка.

Б е л л а. Я?

А н и т а. Типичная.

Б е л л а. Да, да, только… что это значит?

А н и т а. Странный вопрос. Вы не знаете, что такое — фрейдистка?

Белла качает головой.

А н и т а. Людей, создающих искусство и воспринимающих его, вы приравниваете к мартовским кошкам, мяукающим на всех крышах.

Б е л л а. Я?

А н и т а. Или к птицам, токующим в брачный период.

Б е л л а. Я!

А н и т а. Да.

Б е л л а. Нет. Мне такое и в голову не приходило. Кто в восемнадцать лет не читает и не пишет стихов — если вы это имели в виду, — но поэтами становятся лишь некоторые, для кого это было всерьез… Но вы меня никогда не убедите — никогда! — что поэзия… вообще искусство может возникнуть и быть понято там, где нет любви!

А н и т а. Стало быть, из числа людей, создающих и понимающих искусство, детей и стариков вы исключаете?

Б е л л а (с минуту смотрит на Аниту). Вы, вероятно, уже не отдаете себе отчета в том, что говорите… Идите домой.

А н и т а. Не пойду.

Б е л л а. Вы сказали, что я… ну…

А н и т а. Фрейдистка. Вы и есть фрейдистка.

Б е л л а. А что такое вы, если можете так говорить? Вы же в таком случае в десять раз хуже… Вы… циник! Да! Циник! Я говорю о любви, а вы, оказывается, под этим словом понимаете лишь… ну…

А н и т а. Это вы так понимаете. Я только продолжаю вашу мысль, доводя ее до абсурда.

Б е л л а. В таком случае вы еще и…

А н и т а. Ну, ну?

Б е л л а. Демагог! Циник и демагог вы, если хотите знать!

А н и т а. Благодарю.

Б е л л а. Уходите. У меня нет ни малейшего желания притворяться вежливой и занимать вас.

А н и т а. Никуда я не пойду.

Б е л л а. Что Цезарь может сюда прийти, я выдумала, чтобы подразнить вас, поняла ведь, что с вами происходит, ясно? Он и не собирался.

А н и т а. Это вы выдумали только сейчас.

Б е л л а (после паузы). Поражаюсь вашему самообладанию… Вы хорошо воспитаны, не так ли? Сразу чувствуется… Моя мама в молодости пела в театре оперетты, от нее я унаследовала музыкальность, и она научила меня, как два года носить одно и то же платье, чтоб оно выглядело как новое.

А н и т а. Это не так-то мало.

Б е л л а. Всему остальному меня научила тетя Кристина.

А н и т а. Например?

Б е л л а. Например, любить хороших людей, и не только в Гризинькалне, и не симпатизировать дурным… Вы теперь думаете, что я говорю о продавщицах в молочной и им подобных — с ними-то она на ножах из-за дурно оформленной витрины, — но вы глубоко ошибаетесь. Тетя Кристина, например, ненавидит Пиночета! Да! Заходит она как-то вечером ко мне и говорит — вы можете смеяться, если угодно, но я в ту минуту буквально вздрогнула, — она говорит: «Я проклинаю Пиночета, и вы еще доживете до того дня, когда этот негодяй провалится, а те, кто ему еще верит, увидят наконец его истинное лицо!»

А н и т а. Что это доказывает?

Б е л л а. Не забывайте, сколько ей лет. Ей…

А н и т а. Ну и что?

Б е л л а. Вам сколько?

А н и т а. А себя вы считаете хорошим человеком?

Б е л л а. В день поминовения усопших{19} мы всегда идем на кладбище Райниса{20} зажигать свечи. После этого идем на Лесное кладбище{21} к Даце Акментинь{22}, которую тетя в молодости очень любила. Идем, а по Березовой аллее текут люди, понимаете, и звучат тихие голоса, и ветер в темноте колышет пламя свечей, тысяч свечей… «Они идут сюда, чтобы вспомнить», — говорю я, а тетя Кристина отвечает: «Да, и чтобы яснее осознать, что они живы!»

А н и т а. А себя вы считаете хорошим человеком?

Белла включает магнитофон и смотрит на Аниту, чтобы ответить, но раздается звонок в дверь. Б е л л а  идет открывать. Возобновляется прерванная песня.

«И новая рубашка

Сверкает белизной.

Но песенка все гуще

(Уж ты ее прости!):

Ведь дело не в рубашках,

А в со-вес-ти».

Входит  Ц е з а р ь. Направляется к магнитофону. Выключает. Возвращается  Б е л л а.

Ц е з а р ь (Аните). Что это на вас нашло?

А н и т а. На меня?

Ц е з а р ь. Там, на совещании. Вы же повернулись на сто восемьдесят градусов и кинулись сама на себя!

А н и т а. Я?

Ц е з а р ь. А разве не так? Все они повторяли то, что вы внушили им по телефону — буквально, слово в слово! — но вы, вместо того чтобы торжествовать и пожинать плоды своих трудов, обрушились на этих бедняг как разъяренная фурия! Или, иными словами, кинулись сама на себя!

А н и т а. Неужели это выглядело так?

Ц е з а р ь. Точь-в-точь. Как некий персонаж из «Тысячи и одной ночи» — выпустили джина из бутылки, сами перепугались, попытались загнать его обратно…

А н и т а. Что вы теперь собираетесь делать?

Ц е з а р ь. А что, собственно, я должен делать? Буду спокойно продолжать работать на своей телефонной станции. (Смотрит на часы.) В восемь утра смена.

А н и т а. Вы поняли мой вопрос?

Ц е з а р ь. Допустим.

А н и т а. А ответ? Что вы собираетесь делать?

Ц е з а р ь. Ничего.

А н и т а. А песни?

Ц е з а р ь. Мир праху сему.

А н и т а. Цезарь!

Ц е з а р ь. Ого?

А н и т а. Извините.

Ц е з а р ь. Не за что, Анита.

Б е л л а. Дружеская и непринужденная беседа на высоком уровне, сказала бы я… Если б меня кто спросил…

Ц е з а р ь. Вы бились с ними геройски. Особенно с тем тупым старикашкой, который даже не знал, о чем идет речь, но все время твердил, что нужно покончить с очернением жизни. Услышал где-то… Знаете что? Бог с ними со всеми. Надоело, честное слово.

А н и т а. И это говорите вы?

Ц е з а р ь. Не так ли? Белла, почему ты не предлагаешь гостям кофе?

Б е л л а  уходит.

А н и т а. Когда я им звонила и говорила, что песни не хороши, мне не приходилось тратить лишних слов. Сегодня, напротив…

Ц е з а р ь. А чего бы вам, Анита, хотелось? Обратного? Когда нужно разрушать — это одно дело, а что-то строить…

А н и т а (перебивает его). Всего ужаснее, Цезарь, эта покорность в вашем голосе… Это смирение… В какой момент вы потеряли доверие к песням?

Ц е з а р ь. Ну что там с доверием или… Просто я опомнился, ясно? Такие песни шутки ради можно петь дома или с друзьями. Сегодня, чтобы вылезти на эстраду, и впрямь нужен филологический факультет и