Читать книгу - "Персонаж. Искусство создания образа на экране, в книге и на сцене - Роберт Макки"

Пьеса Джереми Харриса

«Игра в рабов» (Slave Play) – это современная аллегория. Название указывает на то, что речь пойдет о рабстве, и в то же время отсылает к плетям и связыванию, шрамам и оргазмам. По отдельности персонажи пьесы вполне реалистичны, поскольку пытаются справиться со своими личными, даже интимными проблемами, и в то же время они символы, представляющие ряд типажей, увязших в вечном конфликте повелевающих и бесправных.

Джереми Харрис начал писать «Игру в рабов» учась в Йеле. В 2018 году ее поставили на околобродвейской сцене, и мнения о ней сразу сложились противоречивые. На следующий год постановка переехала на Бродвей, где неизменно собирала аншлаги, пока не вмешалась пандемия, вынудившая закрыть все театры.

«Игра в рабов» поднимает множество вопросов. Что движет расизмом? Почему межрасовые связи в Америке обычно заходят в тупик? Виновата природа или воспитание? Или продиктованные жаждой власти порывы, присущие человеческой натуре? Или тиранические социальные институты сегрегации и массового лишения свободы? В поисках ответа в пьесе рассматриваются четыре межрасовые пары, переживающие кризис в отношениях.

Чернокожих персонажей пьесы жжет изнутри незалеченная расовая травма, но их белые партнеры этого в упор не видят, не чувствуют, не замечают или не хотят замечать. И хотя они дорожат своими чернокожими партнерами, цвет их кожи им либо безразличен, либо придает дополнительной эротичности. А если бы черные партнеры получили возможность выразить свои страдания без опаски, поняли бы их белые, увидели бы? Или черные обречены до конца дней своих обитать в слепом пятне своих белых партнеров? У чернокожих персонажей эта тупиковая ситуация оборачивается ангедонией, неспособностью получать удовольствие от секса.

Действие пьесы происходит на бывшей плантации в штате Вирджиния. Мультисюжетная структура представляет собой сплетение трех сюжетных линий – историй трех разваливающихся межрасовых союзов (Филиппа и Аланы, Гэри и Дастина, Каниши и Джима). Две героини второго плана, образующие смешанную однополую пару (Теа и Патриция), усиливают создающееся в пьесе напряжение, но их взаимоотношения до отдельного сюжета не дорастают.

Три действия пьесы развиваются следующим образом.

Действие первое – «Проработка»

Первое действие состоит из трех сцен садомазохистского соблазнения и соития. Три пары в одежде периода преддверия войны Севера и Юга разыгрывают конфликты, густо замешенные на сексуальном насилии. Полная иллюзия переноса в XIX век – если бы не современная музыка, звучащая фоном, современные имена и современный язык диалогов.

Сцена первая. Рабыня по имени Каниша, обращаясь к своему надсмотрщику «масса Джим», спрашивает, будет ли он ее наказывать. На недоуменный вопрос Джима, с чего она так решила, Каниша отвечает: «Так ведь у тебя хлыст». Джим с хлыстом обращаться не привык, поэтому, когда он пытается им щелкнуть, попадает себе же по лицу. Каниша в попытке соблазнить его ест с пола и трясет задом.

Сцена вторая. На кровати с балдахином соблазнительно разметалась, потрясая черным фаллоимитатором внушительных размеров, изнывающая от неудовлетворенной страсти южная красавица Алана. На роль удовлетворителя предназначен раб – красавец мулат Филипп, которому Алана загоняет фаллоимитатор в анальное отверстие.

Сцена третья. На плантационном сеновале белый слуга Дастин, работающий по контракту, сгребает сено в копны под надзором приставленного к нему надсмотрщиком грозного чернокожего Гэри. В конце концов Дастин выказывает неповиновение, и вспыхнувшая стычка перерастает в самое настоящее изнасилование. Когда Дастин лижет башмаки Гэри, тот испытывает оргазм, затем заливается слезами.

В этот мощный поворотный момент в помещение врывается пара психотерапевтов с планшетами наготове (Теа и Патриция), и оказывается, что все три сцены являли собой сеансы сексуальной терапии для межрасовых пар.

Действие второе – «Разбор»

Психотерапевты полагают, что эта радикальная методика, которую они назвали «Сексуальная терапия погружением в эпоху рабства», позволяет излечиться от ангедонии, «помогая чернокожим партнерам восстановить интимную связь с белыми, к которым они перестали испытывать половое влечение». Но, когда Теа и Патриция «разбирают» пережитый тремя парами опыт отношений в формате «хозяин – раб», скрывавшиеся в первом действии за садомазохистскими игровыми ролями истинные личности, выведенные на откровенность, причиняют друг другу гораздо больше боли, чем хлысты, пинки и огромные фаллоимитаторы. Один за другим все шестеро обнажают душу, демонстрируя резкий разрыв между тем «я», которое они являют миру, и скрытым «я»; между тем, что их пугает, и тем, что манит.

Вот, например, обычно не слишком словоохотливый Филипп: «То есть, значит, получается, что у меня… э-э-э… то, что у меня не встает… значит, я, получается, не кончаю – это, по-вашему, типа дело в расизме?» На протяжении всей пьесы подобные реплики вызывают сладкую боль, одновременно мучая и доставляя наслаждение.

По мере развития второго действия психотерапия перерастает в психологическую пытку. Вместо того, чтобы врачевать нанесенные расизмом раны, терапевтический эксперимент их только еще больше расковыривает. Партнеры ополчаются друг на друга, «разбор» проваливается и идет прахом, маски спадают, центральные «я» раздеты догола. Истории Филиппа/Аланы и Гэри/Дастина завершаются занавесом, возвещающим окончание второго действия. Третье действие целиком будет отдано под главную сюжетную линию пьесы, историю Каниши/Джима.