Читать книгу - "Адвокат или решала? Хроники адвокатской практики - Анатолий Диденко"

Казалось бы, определение состава преступления по упомянутой в названии главы статьи УК РФ достаточно полно, не предполагает иных толкований и содержит все элементы, необходимые для квалификации поведения должностного лица как противоправного.

Столица нашей Родины унаследовала старые купеческие традиции в духе «мы найдем вам требуемый товар, только платите деньги», а столица культурная и в этом вопросе идет своим особым путем. Теперь уже трудно понять, откуда произрастают корни этой «особости». Мы можем оценить только те правила игры, по которым играли живые свидетели — люди поколения 40–50-х годов прошлого века. Именно они наиболее сведущи в специфике индустрии «благодарностей» Северной столицы.

Действительно, долгое время при столкновении с «решальными» вопросами было неясно и местами обидно: почему в столице нужно лишь сформулировать задачу и приготовить деньги, а профильные специалисты сами обеспечат ее документально-юридическое оформление, при том что в Петербурге в аналогичной ситуации ты должен быть еще и прав по закону? Мы сейчас не говорим о случаях, когда неформальная плата взимается за ускорение процесса, например за получение разрешения на строительство или за решение в вашу пользу вопроса, точки зрения на рассмотрение которого могут быть диаметрально противоположными. Здесь как раз все честно — хочешь быстрее или по-твоему, плати. Но когда ты прав по закону и, чего греха таить, по «понятиям», а должен еще платить за свою правоту… в таком случае ум и заходит за разум.

Упомянутое выше поколение, работавшее в прошлом веке, оказывается, имело принципы. Взятка или иное незаконное обогащение было постыдным. После революции, по всей видимости, были вырезаны носители традиций подношений должностным лицам как чего-то привычного, обществом не то чтобы совсем одобряемого, но воспринимаемого спокойно, в качестве обычных элементов жизненного уклада. Сменившая их властная элита каким-то чудом (других объяснений не находится) встала на путь, не побоюсь этого слова, идейности в работе. Эта непогрешимость вознаграждалась продуктами и товарами из спецраспределителей, которыми руководство обеспечивало лояльность и соблюдение социалистической законности винтиками властной вертикали.

Схема работала достаточно длительное время — до того момента, пока маленьким и большим начальникам хватало тех товаров, которые в свободное от военных заказов время производила отечественная промышленность. Когда же стало понятно, что в основе любой летней обуви производства Барановичской обувной фабрики лежат те же кирзовые сапоги, в страну постепенно начали завозить импортные товары. И здесь, подозреваем, и находятся истоки особого состава воздуха в Петербурге, который прямо душит взяточников.

Дело в том, что импортом (читай, еще и его последующим распределением) ведали работники торговли, «торгаши» или «барыги» на общегражданском языке. Статус работника торговли официально находился чуть выше уборщицы, разумеется, уступая рабочему, доярке, творческой интеллигенции и, само собой, небожителям в лице сотрудников отделов коммунистической партии. Конечно, можно было гордиться просто местом в иерархии, но хотелось при этом еще и быть одетым в «фирму́».

Видимо, под влиянием натирающих мозоли на всяких нормальных ногах ботинок фабрики «Скороход» в головы ответственных работников партии пришла мысль: необходимо сохранить иерархию и обеспечить поступление требуемых товаров, минуя официальные распределители, без изменения статуса «торгаша» на что-то человеческое. Поэтому им оставим распределение товаров, то есть власть фактическую, но сами при этом будем вести себя как девица из обедневшего дворянского рода, согласившаяся выйти замуж за богатого, но безродного купчика. То есть свысока и с видом огромного одолжения, граничащего с жертвенностью. В качестве дополнительной гарантии партия оставила за собой право карать проштрафившихся поставщиков «коммунистического двора» исключением из рядов и неизбежным последующим увольнением из условного универмага/оптовой базы.

Схема сработала, так как вполне устраивала обе стороны. Работники торговли брали свое на товаре, остающемся после удовлетворения потребностей партии и правительства, руководители же партийных ячеек с ног до головы оделись в импорт. Внешне же все выглядело вполне пристойно и радовало глаз рабочих и крестьян — угодливо кланяющийся директор универмага записывался на прием к инструктору отдела какого-нибудь района, сидя в одной очереди вместе с «очередником» — членом профсоюза Кировского завода. Чувство собственного достоинства рабочего класса не страдало, а установить причинно-следственную связь между отсутствием товаров в магазинах и «униженно-оскорбленным» положением работников торговли так никто и не смог.

Неизвестно каким образом, но подобная схема взаимодействия частных просителей и облеченных властью людей Санкт-Петербурга сохраняется по сей день. «Питерские» не берут взяток и не принимают благодарностей, хотя со стороны это выглядит так же, как взаимоотношения «московские». Вроде бы «тот же воздух и та же вода», но состава нет, хоть убейте. Если в столице лицо, заинтересованное в исходе дела, обычно задает вопрос «сколько?», то в Петербурге задается вопрос «что от меня требуется?». Заметьте, не сколько требуется, а что именно.

По сути, от просителя ждут одного: доказать власть предержащему, что, помогая просителю, он не зарабатывает деньги, а восстанавливает справедливость. Ни больше, ни меньше, именно восстанавливает. Доброе имя, нанесенный просителю ущерб, равное положение дел — это все в широком смысле и будет восстановлением справедливости. Иначе наши «решалы» не работают.

При такой позиции уполномоченных на принятие решений людей деньги, передаваемые просителями, теряют свой сакральный смысл и становятся некоей оберточной бумагой, в которую заворачиваются документы и доказательства, подтверждающие вашу правоту в конкретном споре. По столичным меркам нонсенс. И достаточно трудно, будучи посредником-«решалой», объяснять доверителю, что даже (и особенно) трудно идут дела, в которых он кругом прав.

Поначалу вам самому может быть трудно принять как данность постулат об «оплаченной правоте». Начинающие адвокаты зачастую сами пытаются искать ценность своей работы в случае безупречности правового положения клиента. В сочетании с тем, что закон допускает самостоятельное представление интересов стороной в суде, у доверителя возникает мысль: «А нужен ли мне адвокат или тут и так всем все ясно, суд по-другому решить не может?». А адвокат (если пришел в профессию, не растеряв по пути совесть), в свою очередь, будет внутренне сомневаться и не сразу найдет аргументы в обоснование своего привлечения в процесс и выплаты гонорара.

Прочь сомнения, коллеги! «Решальные» дела, по которым ваш клиент безусловно прав, — одни из самых сложных. Приведем простой пример. В одном из процессов в арбитражном суде при всей ясности правовой позиции из четырнадцати месяцев, в течение которых рассматривалось дело, порядка десяти месяцев ушло на неформальное убеждение суда в том, что клиент — не жулик, уклоняющийся от выплаты, а лицо, с которого пытаются взыскать деньги за невыполненные работы при не подписанной заказчиком смете работ. В таких случаях «люди в мантиях» руководствуются народным принципом про наличие огня при любом минимальном задымлении и рассматривают вас с таким обвинительным уклоном, которому позавидует иной следователь.