Читать книгу - "Двуликий Янус. Спорт как социальный феномен. Сущность и онтологические основания - Алексей Передельский"

Дж. Гуджер, сравнивая различные подходы к построению социологического понятия спорта, предполагает, что «спорт может быть рассмотрен как специфический, часто даже отличный от других, культурный феномен» [см.: Гуджер Дж., 1984; с. 32–33]. Ссылаясь на К. Пирсона, утверждавшего в работах 1980 г., что «понятие субкультуры является важным средством интерпретации спорта, Гуджер постулирует:

– «для целей научного анализа термин «спорт» необходимо использовать со ссылкой на определенную культуру, то есть символическую систему, соответствующие обычаи, традиции, практики и умонастроения…»;

– «в контексте такой концептуализации спорт может принимать самые разнообразные культурные формы, которые предусматривают различные степени взаимосвязи с обществом и изоляции от него»;

– «важно учитывать культурные параметры в понятии спорта» [см.: там же].

Триумвират авторов, включающий Дж. Лоя, Б. Макферсона и Г. Кеньона, отмечает:

– спорт до сих пор «не получил должного научного освещения… как социальное явление»;

– «для полного понимания различных спортивных явлений необходим более систематический концептуальный подход»;

– «спорт должен быть рассмотрен с точки зрения четырех уровней анализа: спорт как игровое событие, как формализованная игра, как социальный институт и как форма социального вовлечения»;

– спорт как формализованная игра понимается в качестве «долговременной формы культуры и социальной культуры…» [см.: Лой Дж., Макферсон Б., Кеньон Г., 1978; с. 3–16].

К. Хейнеманн выражает сомнение в существовании единого спорта и предлагает говорить не об однородной спортивной структуре, а о различных моделях спорта. Он связывает модельное существование спорта с тем, что «развитие спорта характеризуется социальной дифференциацией, т. е. формами спорта, которые отличаются собственным пониманием спорта, собственными идеологиями спорта, собственной формой занятий спортом и организации спорта и тем самым также и различным стимулирующим характером спорта для различных групп лиц» [см.: Хейнеманн К., 1980; с. 31–38]. Правда, следует признать, что выделяемые Хейнеманном экспрессивная, соревновательная, коммерческая, функционалистская модели спорта чисто эмпиричны, не имеют четкой исторической, теоретической, логической основы и по сути представляют лишь различные ракурсы рассмотрения одного и того же объекта.

На наш взгляд, гораздо более содержательны и интересны труды отечественных и постсоветских авторов, в том числе и в интересующей нас плоскости исследований спорта. По крайней мере, они более историчны, теоретичны и философичны, чем работы западных коллег.

Рассматривая «спорт для всех» как продукт политической культуры и идеологии, А. А. Исаев поднимает проблемы социокультурного развития спорта, необходимости защиты его от эксплуатации и дискриминации, от вовлечения «в гегемонистский механизм общественного контроля». Он рассуждает о необходимой альтернативности «олимпийскому культурному империализму и идеологии коммерческо-профессионального спорта» [см.: Исаев А. А., 2002; с. 123–127]. В заключение одного из своих материалов А. А. Исаев помещает любопытную ссылку на выводы, сделанные в 1998 г. Бартом Ванрайзелем и Марийке Такс. Среди них нас особенно заинтересовал тезис о том, что, являясь итогом «периода активной спортивной демократизации, спорт для всех поддерживает идею гражданского общества, однако его законодательная база становится всё более и более зависимой от экономики» [см.: там же].

Исследуя историю спорта как социального института, минские авторы В. А. Пономарчук и В. С. Козлова ставят возникновение принципа соревновательности и его реализацию в историческую и социальную зависимость от определенной культуры социума. Они доказывают невозможность возникновения и развития данного принципа, например, в японской культуре. Но самое интересное, что они предлагают не рассматривать соревновательность как безусловный продукт и античного мира, поскольку «соревновательность (как принцип превосходства одного человека над другим человеком – А.П.) в мифологическом мышлении, мифологическом сознании просто невозможна» [см.: Пономарчук В. А. и Козлова В. С., 2002; с. 10–37].

Религиозный характер эллинских игр-соревнований (агонов) делал атлета инструментом и вестником воли богов. Вне этой сакральности о каком-то индивидуальном соревновательном соперничестве между людьми речи и быть не могло. По мнению минских ученых, «столь же неправомерно искать истоки спорта как социального института в средневековой Европе». Ритуалы и вероучение христианской церкви исключали, якобы, ценность телесных упражнений, если только они не связывались с аристократическим воспитанием [см. там же]. Вообще-то с подобным тезисом стоит поспорить, но в подходящий момент и в подходящем фрагменте исследований. В общем и целом, идея понятна и приемлема, т. к. выводит на понимание четко определенной исторической обусловленности светской, секуляризованной версии спортивной соревновательности, её зависимости от эпохи товарных отношений и свойственных ей индивидуализма и конкуренции. Пономарчук и Козлова не только правильно оценивают двойственность античной культуры, совмещавшей мифологические образы и идеалы, вступившие в конфликт с всё больше развивающимися товарными отношениями, но и приводят во множестве высказывания античных авторов, противопоставлявших дух и букву соревновательности, возмущавшихся возрастающим стремлением к первенству как занятием, «недостойным гражданина» [см. там же].

Отмечается, что дело заключается не в процессе десакрализации современного спорта. Минские авторы совершенно обоснованно не согласны с утверждением о десакрализации спорта, который, якобы, утратил связь с культом и стал абсолютно светским. Они называют греческие агоны «псевдосостязаниями», в которых религиозный ритуал составлял не часть, а самую суть традиционных ритуальных празднеств.

Интерес вызывает обращение В. А. Пономарчука и В. С. Козловой к творчеству Й. Хёйзинги, их трактовка его положения о том, что спорт «перестает быть важнейшим игровым элементом нашей культуры,… приобретая серьезность» и становясь трудом. «И это вполне закономерно, – отмечают они, – ибо игра как средство передачи традиций общества перестает играть такую роль в современной культуре: он (спорт – А.П.) становится и не может не стать в условиях товарного производства средством приобщения к культурным ценностям иного плана». Именно с этого времени «идея соревновательности полностью вступает в свои права… начинается небывалое развитие атлетики, поистине «агональной» – если трактовать агональность и соревновательность как однопорядковые понятия – цивилизации…» [см.: там же].

Мы далеко не во всем согласны с минскими авторами. В частности, с тем, что чисто соревновательное спортивное движение возникает лишь на рубеже XX в. Вызывает сомнение и их трактовка цивилизации как общества, в котором достижения личности связываются «не столько с уровнем самореализации, но прежде всего с престижем и вознаграждением». Однако мы, несомненно, солидарны с указанными учеными в их разделении и противопоставлении культуры нетоварного и товарного производства и отношений, традиционной культуры и культуры «иного плана», то есть цивилизации.