Читать книгу - "История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков"

В отличие от Платона, который фактически пренебрегал ролью семьи в обществе и государстве, семья как ячейка общества играет в политической концепции Аристотеля ключевую роль: складывающиеся внутри семьи отношения переносятся затем Аристотелем и на государство.

Традиционная греческая семья аристотелевской эпохи, как правило, состояла из трех двойных частей: 1) муж и жена; 2) родители и дети;

3) господин и раб. В соответствии с этим складываются и троякого рода отношения между ними: 1) супружеские; 2) родительские; 3) господские. Во всех этих отношениях главной фигурой является мужчина, олицетворяющий собой власть господскую (над рабами) и власть домохозяина (над женой и детьми), а в целом монархическую власть. Аристотель власть в семье полностью сосредотачивает в руках мужчины-хозяина, ибо по природе своей мужчина-хозяин обладает нравственной добродетелью во всей полноте. Власть жены в семье противоестественна. Удел Женщины в семье — молчание. В подкреплении этой своей мысли Аристотель приводит слова поэта Софокла: «Убором женщине молчание служит»^[333].

Поскольку, по Аристотелю, власть в государстве есть продолжение монархической власти главы семьи, то он относит монархию не только к правильной форме политического устройства, но и считает ее самой божественной. Среди правильных форм правления, наряду с монархией как самой древней и божественной формы политического устройства, Аристотель выделяет: царство, аристократию и политию. Эти формы он считает правильными, ибо они удовлетворяют нравственному критерию — служение общему благу, общественной пользе. Царство допустимо при наличии превосходнейшего человека, который является богом между людьми; аристократия как власть немногих зиждется на их личном достоинстве и благородстве; полития (умеренно-демократическая республика) как власть большинства также допустима, если это большинство превосходит других в добродетели и правит ради общей пользы.

Неправильные формы государственного устройства {тирания, олигархия и демократия) Аристотель осуждает за то, что они не согласуются с природой человека и ни одна из них не имеет в виду общей пользы: в них заботятся о выгоде либо одного лица (тирания), либо немногих (олигархия), либо большинства (демократия как власть неимущих). Последняя есть, по сути, отклонение от политии, при демократии власть заботится о выгоде неимущих.

Описав существующую политическую реальность, Аристотель переходит к своему социально-политическому проекту, ориентированному, как и у Платона, на построение такого государства, которое «создается не ради только того, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо»^[334]. Но в отличие от Платона, который жертвует счастьем отдельно взятого гражданина ради сохранения целостности государства, ради счастья государства как такового, Аристотель отстаивает благо целого, которое предполагает благо частей, т. е. благо отдельных граждан. «Наилучшим государственным строем, — пишет Аристотель в седьмой книге „Политики" — должно признать такой, организация которого дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить счастливо»^[335]. Последнее вполне достижимо, если руководствоваться во всем «правилом золотой середины», а именно: умеренное и среднее наилучшее.

Рассматривая это правйло как руководство к действию, Аристотель и строит свое идеальное государство. Во-первых, такое государство не должно быть слишком малым или чрезмерно большим, а средней величины, чтобы быть в состоянии обеспечить себя всем необходимым. В таком государстве должно быть столько населения, сколько позволит ему достичь своих целей.

Во-вторых, в противовес Платону, который отстаивал общественную собственность, Аристотель — сторонник индивидуальной частной собственности, которой не должно быть слишком мало или слишком много, она должна быть умеренной, средней. В соответствии с этим формируется и основное сословие, владеющее умеренной собственностью, — среднее сословие, к которому принадлежат ремесленники, земледельцы, торговцы.

Однако это самое большое по численности среднее сословие Аристотель лишает гражданских прав, поскольку он считает, чГо гражданами в лучшем государстве должны быть лишь те, кто в силу своего положения и образования способны руководить делами государства. Поэтому Стагирит требует, чтобы вся физическая работа (земледельческая, ремесленническая, торговая), которая отнимает весь досуг для воспитания в себе добродетели, велась рабами, исключаемыми из числа полноправных граждан. Раб же тот, «iho по природе принадлежит не самому себе, а другому»^[336]. Гражданами же вполне смысле слова могут быть только воины й правители.

Таким образом, Аристотель исключает из числа граждан большинство населения государства. А поскольку грек не должен быть ни ремесленником, ни земледельцем, ни торговцем, а эти занятия в государстве необходимы, то место эллинов должны занять варвары-рабы, которых природа создала в изобилии среди не-греков. И трудом рабов нужно пользоваться в полной мере, ибо рабство — явление, согласное с природой: «полезно и справедливо одному быть в рабстве, другому — господствовать»^[337].

Согласно Аристотелю, природа, желая установить различие между свободными и рабами, делает различие даже между их телами. Стало быть, раб так физиологически устроен, что ему полезно заниматься физическим трудом, свободные же люди, т. е. греки-граждане годны для политической и научной деятельности.

Подводя общий итог реконструкции философии Аристотеля, следует отметить, что она создавалась на переломе двух эпох — классики и эллинизма, что, безусловно, отразилось на ее общем характере. С одной стороны, она вполне вписывается в общее русло античной классики, сочетая в себе идеи предшественников и их критическое осмысление. С другой, в ней уже намечается характерная для эллинистической духовности тенденция к выделению из философски целостного подхода к исследованию явлений относительно самостоятельных наук, имеющих свои особые предметы и методы. Именно Аристотель своим стилем мышления предвосхитил переход от отвлеченного мышления эллинов к александрийской научной традиции. Отныне глубинная сущность вещей, озаренная отвлеченным мышлением греков, уступила свое место познанию в ограниченной области, приобретаемому с помощью специальных наук. Это свидетельствовало о закате греческого духа и начале новой эры — эры эллинистической духовности, воплощенной в александрийской учености и оригинальном философствовании, которое прокладывало путь к качественно новому типу культуры — религиозному.