Читать книгу - "Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков"

Чудовищный мегаполис – вибрирующий, сотрясающийся от всех видов беспорядочно движущегося транспорта (автобусы, метро, автомобили, рикши, волы), восемнадцатимиллионный город небоскребов и страшных хижин, беломраморных дворцов и лежащих на улицах людей, туманное месиво пальм, лавок, священных коров, роскошных магазинов, диких обезьян, реклам и Бог его знает, чего еще – встретил нас красочными портретами Вивекананды везде и всюду, на всем пути от аэропорта до Института Культуры Миссии Рамакришны.

В былые годы этот Институт производил впечатление того Дома Тишины, о котором писал в своей «Исландии» Остин Райт– безукоризненная чистота, обилие цветов, величавые монахи в оранжевых одеяниях Сейчас его обширный внутренний двор был залит не только коричневой беснующейся водой от непрекращающегося муссона, но и морем гостей, съехавшихся со всего мира на Парламент Религий 1993 года. Вавилонское столпотворение, смешение языков, рас и одежд – все вместе это напоминало международный кинофестиваль. Иссиня бритые головы буддийских лам и высокие тюрбаны могучих сикхов смотрелись в этой толпе более естественно и повседневно, чем завитые локоны босых и бородатых хиппозных проповедников из США и Канады, но в целом возникало какое-то ощущение вселенского братства, этакого живописного «единства в многообразии».

Мы успели захватить последние два дня заседаний. Должен сказать, что, готовясь в Москве к предстоящему «мероприятию», мы опрометчиво настроились на отрепетированное зачитывание на английском языке взвешенных добросовестных докладов, на вежливую дискуссию затем в узком кругу коллег. Первый удар по этим академическим представлениям нанес зал Парламента Религий.

Собственно, зала не было. Был громадный крытый стадион имени Субхаса Чандра Боса, национального героя Индии (с трудом терпимого советской наукой из-за его сотрудничества с фашистами). Со всех сторон убегали ввысь заполненные до отказа трибуны, посреди же воспламененного электрическими солнцами стадиона виднелась маленькая на таком расстоянии, задрапированная, украшенная живыми цветами сцена. Никто не уходил, не шептался, не отсиживал по обязанности. Люди внимали, а не просто слушали. Молодая Бенгалия, завтрашняя Индия, внуки и правнуки Вивекананды, пришли на этот стадион, привлеченные молодым задором его голоса, вечной свежестью его идей.

На сотнях стульев, расставленных на поле стадиона, щурились от софитов многочисленные гости и участники. Рясы и сутаны, белые рубашки и яркие сари, фески и клобуки – все это ежеминутно простреливалось ослепительными вспышками фотографов. Слева и справа от декорированной сцены разливалось шафрановое море, слева восседали в полном составе высшие иерархи Миссии Рамакришны, величественные Свами, патрицианско-прямые, неторопливые, несуетные и холеные. Около них все время происходило какое-то движение – все проходящие, даже торопыги-фотографы, падали ниц, засвидетельствовать им свое почтение. Справа от сцены более уединенно и еще более строго, почти неподвижно занимали свои места мата-джи, монахини Ордена Рамакришны. Полным отсутствием эмоций, странной одинаковостью своих отрешенных лиц они напомнили мне терракотовую армию китайского императора Цинь Шихуана в городе Сиань. Та же жутковатая в своей непонятности, энергия исходила от этих не ставших женщинами, настороженно неподвижных фигур, закутанных по самые глаза в шафраново-оранжевые одеяния, как и от шеститысячного скульптурного воинства, обнаруженного китайскими археологами. И если по левую руку от сцены вас поражало физиогномическое богатство благородных и торжественных Свами, то здесь ваш взгляд скользил не задерживаясь, как по желтым барханам Сахары.

Впрочем, со сцены, как вскоре выяснилось, не различались ни те, ни другие – огромный стадион окружал сидящих как наполненная неразличимыми, но ощущаемыми вибрациями темная южная ночь, как некое необъятное единое живое существо, как Космос мыслящий и чувствующий, но не распадающийся на составные части.

Мне выпало выступать в последний день, после Генерального Секретаря Миссии Рамакришны Свами Атмасгхананды, после крупнейшего современного теоретика Свами Ранганантхананды; фактически этим выступлением завершался Парламент, так как после нам предстояло выслушать речь Президента Индии, специально приехавшего для этого на один день в Калькутту.

Уже с утра в воздухе чувствовалось напряжение, что бывает перед грозой. Меры безопасности были по крайней мере утроены. На стадионе появилось необычайно много крепких молодых людей, одетых в одинаковые элегантные костюмы, время от времени переговаривающихся по рации с кем-то далеко от зала. Когда ожидание достигло апогея, внезапно распахнулись специально ради этого случая повешенные ковровые красные занавеси и вошли… собаки. Здоровенные псы, волоча за собой охранников, медленно и методично обошли всю сцену и, склонив могучие загривки, внимательно обнюхали каждый ее уголок – искали бомбу. Не найдя, так же величаво удалились.

Потом завыла полицейская сирена, загрохотали мотоциклы эскорта и как-то незаметно возникла на сцене по-деревенски уютная фигура Президента. Невысокий, плотный, в редкой теперь белой шапочке Ганди (которую, кстати сказать, сам Ганди фактически никогда не носил), он по-стариковски медленно опустился в роскошное алое кресло. За креслом тут же вырос и застыл в напряженной неподвижности великан-телохранитель в парадной военной форме.

Впервые за всю историю индийского телевидения это заключительное заседание шло в прямом эфире на всю страну. К счастью, я узнал об этом только на следующий день, когда на улицах и в магазинах ко мне стали обращаться совершенно незнакомые люди.

Мне кажется уместным привести здесь некоторые положения, прозвучавшие в день закрытия Всемирного Парламента Религий 1993 г. в речи д-ра Шанкар Дайял Шармы, тогдашнего Президента Индии.

И первое, что выделил Президент Индии в наследии Вивекананды – его план действий, направленный на тотальное раскрепощение человека. Изменить все, связанное с человеком и связывающее его, изменить самого человека, поднять его на новый уровень сознания – ни больше, ни меньше.

«Мудрецы называют ее по-разному, но Истина – одна», – процитировав это любимое Вивеканандой изречение из Ригведы, Президент подчеркнул, что великий Свами с пылающей ненавистью относился ко всем видам фанатизма и узкого сектантства. Не странно ли, добавлю я, что в сегодняшней Индии именем Вивекананды клянутся нередко и шовинисты, и религиозные фашисты? Не напрашиваются ли тут малоприятные параллели из нашей с вами действительности?

Вивекананда, сказал Президент, стремился построить новый мир. А мы в свою очередь зададимся вопросом – утопичен ли путь, намеченный Вивеканандой? Вел ли он только в вымышленную «Исландию» или в конце его лежала современная Индия? И хотя Президент вспомнил слова Дж Неру – «прямо или косвенно он мощно повлиял на сегодняшнюю Индию», – все же, наверное, следует признать, что реальное освоение наследия Вивекананды и претворение его в жизнь все еще впереди.

Это подтверждается и самим Парламентом Религий. Конечно, все выступавшие на все голоса превозносили благородные идеи Вивекананды, временами казалось, что гармония уже достигнута, что царствует всеобщее согласие; но иногда славословие с трибуны начинало напоминать единодушие наших недавних собраний, когда люди говорили одно, думали другое, а делали что-то противоположное Настойчивое подчеркивание «равенства всех религий» в устах отдельных проповедников звучало чуть ли не в оруэловском стиле – все, мол, религии абсолютно равны, но вот моя среди них самая равная. Были и совсем болезненные приметы. «Мне неприятен образ вашего Христа – белолицего, с бледными как у вас губами!» – кощунственно сказала одна индианка (кстати, христианка!) белоснежной блондинке из Скандинавии. Буддийский монах, только что сошедший с трибуны, где он красочно и убедительно взывал к духовному единению, убеждал кого-то в кулуарах «Разве можно говорить о Рамакришне как о просветленном? Вы сравните его фотографию с изображением Будды – разве есть у Рамакришны в лице хоть тень просветления?»