Читать книгу - "Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик"

«…Один раз была хронически недоодета – по целому ряду причин случайно и неумолимо оказалась на пафосной вечеринке (слева идет показ моднейшего дизайнера, справа за столиком выпивают голливудские звезды, а между ними кипит тусовка из золотой молодежи Рима). А на мне старенькие растянутые джинсы, застиранная футболка и чуть ли не кеды на ногах (потому как собиралась, скажем, мусор выносить) – вместо сияющих платьев и почти обязательного каблука. Выпила текилы, пошла в туалет и там минут пятнадцать, со слезами, переживала унижение».

Безусловно, наши реакции на те или иные переживания, связанные с костюмом, – вещь глубоко индивидуальная, часто зависящая от нашего собственного внутреннего устройства. Однако при разговоре о стрессе, причиняемом субъективным переживанием «неуместности» собственного костюма, на первый план выходит именно субъективность происходящего: фактически мы говорим о ситуациях, в которых взрослый человек переживает огромный стресс – страх, боль, обиду, тревогу, удар по самооценке и так далее – при полном отсутствии формальных внешних факторов. Моя собеседница в коктейльном платье не могла припомнить ни одного косого взгляда, тем более – ни одного сделанного ей замечания по поводу ее костюма; в качестве внешнего воздействия она могла назвать разве что ощущение своего аутсайдерства (которое, вполне возможно, объяснялось тем, что остальные участники события были знакомы между собой или связаны общими интересами). Ни о каких «входящих» не говорят ни участница римской вечеринки, ни девушка, признавшаяся, что «явилась вся чистенькая, в дорогой белой рубашке, на концерт, где все оказались в мятых футболках и кедах. Ушла в туалет и там мяла несчастную рубашку со слезами на глазах».

Другие мои собеседники говорят о том, что при воспоминании, скажем, о (вынужденном – это подчеркивается) приходе в свитере и джинсах в театр, где все оказались «прилично одетыми», у них «до сих пор дрожат руки». Еще один участник опроса рассказывает: «Однажды мне позвонил знакомый и попросил сыграть вместо их заболевшего товарища на телевизионной записи ЧГК (НЕ на первом канале…), поскольку я в свое время с их командой тоже года полтора-два тренировался. Я туда пришел в строгом костюме с галстуком, а они все были в джинсах да футболках на босы кеды. Слава богу, заболевший мен в последнюю минутку резко поправился и прибежал, и под камеры меня не выпустили… Но для меня все равно это был какой-то невероятной эмоциональной силы цедзип». Видимо, в противном случае его выпустили бы «под камеры» – то есть никакого формального нарушения молодой человек не совершал и никаких замечаний по поводу своего вида не получил. «Все говорили мне, какое у меня красивое платье, а я чувствовала себя разряженной идиоткой. Этот вечер полностью испортила себе и своему мужу». Зеркальный опрос – о том, что окружающие (или сам собеседник) делают, если кто-то рядом одет неуместно, – подтверждает, что присутствующие ограничиваются осуждением «про себя»; постоянный рефрен – «а этот человек даже не заметил, что с ним что-то не так».

Мне видится, что именно сочетание субъективности переживания и остроты этого переживания (до слез, до необходимости покинуть помещение при первой же возможности) делает рассмотрение ощущения «костюмной неуместности» потенциально полезным инструментом, помогающим нам понять механизмы построения и прочтения идентичности через одежду в эпоху распада, смещения и постоянной текучести костюмных кодов.

«Она себя в зеркало видела?»: константы и переменные

Для того чтобы говорить об устройстве «костюмного дискомфорта», будет, видимо, целесообразно рассмотреть механизмы оценки «уместности» того или иного костюма тем или иным социальным ситуациям.

Субъективный психологический механизм проекций, всегда лежавший в основе распознавания и декодирования костюмных сигналов в социальных ситуациях, дает, по-видимому, естественные сбои в эпоху распада жестких кодов. Процесс этого распада, начавшийся в 1960‑х годах и резко обострившийся в 1990‑х, когда среди прочего деконструкции подвергся даже архаичный институт повседневного делового костюма, повлек за собой естественное обострение у обывателя тревоги по поводу собственного умения «соответствовать» той или иной ситуации. По мере расширения допустимых вариантов костюма для любой социальной ситуации – от рабочей до пляжной – обыватель оказался в сложном, двойственном положении: у него есть острое ощущение, что коды расшатались – но не исчезли; иными словами – в каждой ситуации стало допустимо многое – но не все. Однако попытки формализации того, где проходит граница «допустимого» и «недопустимого» (как в частных беседах, так, скажем, и в глянцевых журналах или учебниках по стилю), либо требуют постоянного разветвления опций (в реальности практически бесконечных), либо с удовольствием включают в себя своего рода защитный балласт: утверждение, что «в конце концов, главное – это чувствовать себя комфортно», призыв «не бояться игнорировать правила и быть индивидуальностью» или заявление, что «можно пойти наперекор правилами и самой стать иконой стиля». Иными словами, попытки однозначной формализации повседневных костюмных кодов и норм в современном обществе (заслуживающие, безусловно, отдельного исследования, особенно – в России) обычно обречены на предсказуемый провал. В результате обыватель оказывается в сложнейшей ситуации отсутствия любых объективных ориентиров, помогающих принимать решения касательно собственной одежды. Эти решения, таким образом, отходят полностью в область субъективного (в ходе моего исследования мне довелось поговорить с двумя дамами сразу по окончании спектакля в одном из столичных театров; одна дама была во вполне сдержанном платье, с макияжем, укладкой, театральной сумочкой; она, по ее словам, чувствовала себя «слишком разодетой», другая – в джинсах, свитере, балетках – извинялась передо мной за то, что одета «не по-театральному»). Казавшаяся когда-то вечной шкала «игры по правилам – игры вопреки правилам» (и привязанная к ней шкала «конформное – индивидуальное») перестает служить таким ориентиром: так, сама попытка опираться на жесткий свод правил ставит тебя в невыгодную позицию, делая «архаичным» или «зажатым» (так, упоминавшийся выше игрок в ЧГК выражает в продолжении разговора свое недоумение по поводу того, что «в телевизор» в принципе можно явиться не в костюме и галстуке; в то же время попытка «дерзкого» костюма (скажем, приход на университетский экзамен «в готическом прикиде») сама по себе воспринимается как скучная и слишком откровенно-эпатажная («мне все-таки было не по себе, а экзаменатору, кажется, просто наплевать»).

В этой ситуации обывателем делается естественная попытка нащупать некоторые константы, способные если и не заменить собой своды правил, то хотя бы способствовать избежанию тех или иных фрустрирующих ошибок в одежде. Естественным образом, такие константы обычно оказываются лежащими в области эстетики, а не этикета. В частности, едва ли не беспроигрышным ориентиром (или, по крайней мере, опорным элементом психологических систем защиты) считается соответствие костюма внешности («Может быть, в театр и