Читать книгу - "Миллион за теорему! - Елена Липатова"

ДЕВОЧКА ИЗ ВЫСЕЛОК!

ВПЕРВЫЕ В НЬЮТОНЕ!

ПОБЕДИТЕЛЬ – ЖЕНСКОГО РОДА!

СИНЕГЛАЗОЕ ЧУДО!

О господи!.. И когда они успели?..

– Ну, я пойду? – Бекки пятится к двери, но букинист забрасывает её словами, улыбками, комплиментами!.. Ну конечно, он её помнит! Имел честь… Та самая красивая юная барышня. С ней ещё молодой человек был. Вот, значит, как всё оно обернулось! Поздравляю, поздравляю! А это, так сказать, презент. Подарок! Прошу вас, не откажите!

Бекки растерянно принимает подарок, «Сборник олимпиадных задач», неловко благодарит, предлагает заплатить…

Оказавшись снова на Торговой, она надвинула на лицо фуражку и подняла воротник. Мимо шли люди, и у каждого в руках газета.

«…А потом оказалось, что один из них – не один, а „одна“!»

«Представляю их рожи!..»

«Молодец девка!»

Может, это не о ней? Мало ли о чём люди судачат!

По булыжной мостовой сновали экипажи. Один вот уже несколько минут двигался со скоростью пешехода, замедляя и ускоряя ход вместе с ней. Бекки резко повернулась и пошла (почти побежала) в противоположную сторону – в центр, к людям. Тот букинист вёл себя очень странно. Наверное, ей показалось…

Топот за спиной. Голос грубый, резкий:

– А ну, постой! Стой, кому говорят!

Её хватают за руки. Лиц не видно в темноте. Что им от неё надо?..

– Только пикни у меня! – шипит тот, что справа.

Её запихивают в карету, дверца хлопает, и экипаж трогается с места.

* * *

Стрелки часов приближались к девяти. От дома ректора до – как его? Кривошеева переулка? – минут десять хода. Туда-обратно – двадцать. А прошло уже два часа. Куда она подевалась?

– Может, в «Кривой угол» забрела? – предположил Берринг.

Гриффин покачал головой:

– Не думаю, на неё это непохоже. Что-то случилось.

– Что может с ней случиться? – отмахнулся Стив. – Наверняка встретила дружков, заболтались – ну и…

– Но она же должна понимать, что её ждут.

– Много они понимают! Вспомните себя в её возрасте.

Стив взглянул на часы и нахмурился.

– Даже если она сейчас и принесёт книгу, мы опоздали. В полночь истекает срок. Но если вам угодно, я могу туда съездить. Кто-нибудь знает адрес?

Гриффин вырвал из блокнота листок и быстро написал адрес своих родственников.

– В само́м особняке никто сейчас не живёт. Там есть отдельная пристройка, для сторожей. Впрочем, я поеду с вами.

На стук за ворота выбежала Марита – без платка, в вязаной безрукавке поверх платья в цветочек.

– Ну наконец-то! – начала она, уперев руки в боки. – А мы тут совсем уж…

Марита явно не ожидала вместо Бекки увидеть важных господ в длинных пальто на меху. Если они насчёт хозяев, так их нету никого. Уехали под осень, а когда вернутся – бог весть.

– Мы сторожа, наше дело маленькое, – с достоинством объяснила она.

Узнав, что господ в меховых пальто интересует девочка по имени Бекки, Марита перепугалась.

– Какая девочка? Нет тут никаких… Вилли! Вилли! Подь сюда, скорей! Тут господам что-то нужно, – протрубила она, развернувшись всем своим мощным корпусом в сторону сторожки.

Поначалу Вилли тоже растерялся. Правда, виду не показал.

– Девочка, говорите? – призадумался он. – Заходила одна по осени, родственников искала. Да хозяев-то нету! – привычно повторил он. – В отъезде они.

Узнав, что Гриффин и есть тот самый Гриффин, про которого не раз толковала им Бекки, Вилли отбросил фальшивый тон и распахнул ворота.

– Да что мы на пороге-то! – заторопился он. – Вишь ты, какое дело… В большом-то доме не топлено. А в сторожке вам не с руки…

– Она дома? – спросил Гриффин.

– Кто? Бекки-то? Так она с утра не показывалась! – пожаловалась Марита. – Как ушла на финал, так и сгинула. Сколько раз её просила: не шляйся по ночам!.. Да где уж тут!

– То есть как – не показывалась?! Она должна была прийти сюда за одной книгой. Два часа назад!

– Да она вечно… – начала Марита и запнулась. – Два часа? Я весь день дома была, а Вилли вот только что вернулся. Я уж и ужин сготовила, а её всё нет. А ещё… тут молодые люди заходили, один в шарфе – тот-в-точь как у нашей. Дружки, наверное. Записочку передали. Вот она. Написано неразборчиво. Да и глаза у меня плохо стали видеть, – неловко соврала Марита, застыдившись перед гостями. Не могла же она признаться, что сумела разобрать всего одно слово в записке – то, что нацарапано сверху, большими печатными буквами. Это в её-то годы!

Гриффин выхватил листок:

– Почерк её.