Читать книгу - "Золото Хравна - Мария Пастернак"

— О, — фыркнул он. — Как я испугался!

— Что с тобою, земляк? — спросил я, потому что Гёде тоже родом из Хёдмарка^[139].

— А тебе какое дело, земляк? — отвечал он. — С тобою-то все в порядке. Ты не пропускаешь служб, ведешь себя примерно, со дня на день удостоишься тонзуры и скапулира.

— Гёде, я же не враг тебе. Если ты не хочешь идти этой дорогой, кто заставляет тебя? Ты говорил, что сам выбрал этот путь, никто тебя не неволил.

— Да, представь себе! — буркнул Гёде. — И тетка моя Сольвейг и дядя Никулас были против того, чтобы я становился монахом, но я настоял на своем. И вот теперь я понял, как были правы они и как неправ я. И что мне делать? Если я добровольно уйду из монастыря и вернусь домой, они-то будут довольны! И снова придется мне выслушивать дядюшкины речи: дескать, Гёде, коли не будешь таким дураком, как я, примешь рыцарское достоинство из рук конунга, получишь золотые шпоры и тебя станут величать господином Гёде… Не теряй тогда головы и помни, что простые люди ничуть не хуже тебя.

— Не вижу в этом ничего дурного, — отвечал я. — Почему бы тебе и не стать рыцарем?

— Я нарочно выбрал орден миноритов, дабы мне никто не напоминал о знатности моего рода. Я и без дядюшки знаю, что простые люди ничем не хуже. И почему он думает, что может распоряжаться моею судьбой? Он не отец мне, он даже не родной мой дядя.

— Видит Бог, я все же не понимаю, в чем беда.

— Сказать тебе, в чем? — крикнул он с вызовом. — Ты был прав, когда говорил о Тристраме и Изот. Я познакомился с девушкой, ее зовут Хилле. Я болтался по Нидаросу, а она покупала себе ленты в лавке. Были ранние заморозки, мостки у входа в лавку обледенели, она поскользнулась и подвернула ногу. Я помог ей дойти до дому. Пока я ее провожал, я окончательно понял, что монастырская жизнь не для меня. Мы договорились встретиться. Теперь мы с нею видимся раз в неделю, и она любит меня так же, как я ее.

— Так пускай твой дядя пошлет сватов к ее отцу, — посоветовал я. — Может, меня даже отпустят из монастыря погулять на вашей свадьбе.

— Отец Хилле — простой кузнец, — сказал он, продолжая яростно строгать ивовую ветку. — Ремесленник и бюргер. Почтенный член гильдии.

— Тем более он не должен быть против.

— Мой дядюшка Никулас будет против! Он любит поговорить о том, как все равны перед Богом, от лейлендинга до короля, но при этом не раз повторял, что я должен найти себе знатную невесту — упрочить свое положение в обществе! И отец Хилле внушает ей то же самое. У него нет сыновей, и он хочет выдать ее за своего старшего подмастерья, чтобы дело не уходило из семьи. И ему плевать, какого я рода. Ох, Торлейв, видел бы ты мою Хилле! Она так мила, так добра и прекрасна!..

— Она правда была такая? — поинтересовалась Вильгельмина.

Торлейв пошевелил палочкой угли догоравшего костра.

— Нам надо идти, если мы хотим до ночи добраться до какого-нибудь жилья. Завтра к вечеру мы будем на Вороновом мысе. Остальное расскажу по дороге.

Торлейв старался выбирать места простые для спуска, но ветер с каждой минутой крепчал, налетал сбоку и сверху, швырял в лицо комья снега. Иногда Вильгельмине казалось, что ее сейчас сдует, точно букашку, со скользкого каменистого склона. Однажды она едва не сорвалась с кручи, но Торлейв схватил ее за ворот и поставил на ноги.

— Держись!

— Торве, я как мешок! — пожаловалась Вильгельмина. — Без меня ты уже сто раз дошел бы до Воронова мыса!

— Ты хочешь сказать, что лучше б ты осталась с сестрой отца Магнуса в его усадьбе? Но, знаешь, я не жалею, что ты пошла со мной. Может, здесь и опаснее, зато я уверен, что сумею тебя защитить.

У подножия горы бежал торопливый ручей. Ветер разогнал облака, над головами посветлело, и на небосклоне вдруг показалось яркое солнце.

— Так Гёде женился на Хилле? — спросила Вильгельмина, едва они спустились с горы.

— Я не могу бежать так быстро и говорить! Не понимаю, откуда ты берешь силы?

— Солнце и ветер дали мне их! — рассмеялась Вильгельмина.

— Ладно, слушай, — сказал Торлейв. — Дай только отдышаться.

На другой день после нашего разговора Гёде снова исчез. Не было его и ночью, но, когда мы с Эстейном пришли на хоры ранним утром, Гёде сидел на своем месте. Глаза у него были злые. После утрени мы расспросили его, что и как. Поначалу он только рычал на нас, но потом чуть не расплакался. Сказал, что кузнец узнал об их свиданиях. Кто-то доложил ему обо всем, и он обещал Хилле подстеречь ее возлюбленного и отколотить его.

— Но я решил: не мне бояться какого-то кузнеца, — нахмурился Гёде. — Я сам пошел к нему. На дворе меня встретили мрачные подмастерья. Я объявил, что хотел бы поговорить с местером Свейном. Младший подмастерье проводил меня, а остальные стояли и недобро смотрели мне вслед.

Кузнец глянул на мой хабит и сказал, что если я пришел побираться, то у него осталось немного объедков после обеда. Я отвечал: «Я Гёде, сын Кари, сына господина Гёде Рисволло из Эйдаскога. Дед мой был рыцарского званья, а отец не успел удостоиться его потому лишь, что погиб в войне с шотландцами. Я собираюсь оставить монастырь и вернуться к светской жизни, и я хочу просить у вас руки вашей дочери». Кузнец расхохотался так, что затряслись стены, и сказал: «Убирайся, мальчишка, я не стану марать об тебя руки, коль скоро ты пришел и все честно мне рассказал. Мне все равно, какого звания был твой дед. Тебе не видать Хилле, она давно сговорена за другого! Да и ни за что я не выдал бы ее за неровню, чтобы потом мужнина родня попрекала ее как мужичку». Мне нечего было возразить, потому что во многом он был прав. Я повернулся и ушел. Подмастерья следовали за мною два квартала, но потом отстали.

— А что же Хилле? — спросил я.

— Я скоро нашел ее, — пробурчал Гёде. — Она сидела на берегу и плакала. Я рассказал ей о разговоре с ее отцом, и она заревела еще горше. Я велел ей замолчать, — сказал Гёде. — Если она хочет, может бежать со мною, а нет — пусть возвращается домой и выходит за своего подмастерья. Она сказала, что любит меня, но боится отца. Я сказал ей: «Выбирай!» Она попросила день — подумать. Я согласился: «Хорошо. Завтра на нашем обычном месте, как стемнеет, дашь мне ответ.

И либо мы убежим с тобою вместе, либо это будет последняя наша встреча».

— Бедная девушка, как ей, должно быть, было тяжело! — воскликнула Вильгельмина. — Я не знаю, что бы я сделала на ее месте! И что же ты сказал ему на это?

— Поздно было что-то менять. Я сказал: «Хорошо, Гёде, но я пойду с тобой, ибо не хочу оставлять тебя одного». «Тебя только там не хватало, — отвечал он. — Ты монах, ты уже отрекся от мира. Что понимаешь ты в настоящей жизни и в настоящей любви!»

На другой день Гёде объявил в обители, что уезжает, снял послушнический хабит, надел ту одежду, что была на нем, когда он пришел в монастырь два года назад. Нам с Эстейном позволили его проводить, и мы отправились в Нидарос на вполне законных основаниях. Гёде хотел нас прогнать, но мы сказали, что не вернемся в монастырь, пока он не поговорит с Хилле.