Читать книгу - "Герман - Ларс Соби Кристенсен"

– Дедушка с нами Рождество встречает?

– Конечно. Мы переправим его к нам под вечер. Мы ведь сможем вдвоем снести его по лестнице?

– Спокойно.

Дома у дверей их ждала большая елка. На вид очень свежая, ветки припорошены снегом, а зарубки от топора блестят. Рядом с ней стояла мама и поеживалась, обхватив себя руками.

– Заходили Бяша и Вяша, – сказала она, – елку вот принесли.

Папа стал проверять высоту елки, подергал иголки, всё с очень деловым видом.

– Вижу. Хорошая елка. Отличная прямо. Игрушки, огни – будет что надо.

– Думаешь, они ее купили на Фрогнере или на рынке? – спросила мама.

– Понятия не имею. А какая разница?

– Они сказали, денег не надо, – гнула свое мама. – Даром, сказали.

– Повезло, – пожал плечами папа.

– И денег не взяли, – повторила мама в третий раз. – Это как?

Папино лицо поменяло цвет, он вертелся как уж на сковородке.

– А, вспомнил! – сообщил он. – У свояка Вяшиного делянка леса где-то в Хаделанде.

Мама смерила папу взглядом снизу вверх, потом снова вниз, но ничего не сказала. Герман понял, что дело тут нечисто. Бедный, пожалел он папу.

– Как аукнется, так и откликнется, – сказал Герман и ушел к себе в комнату.

Ночью ему не спалось. Слишком много звуков оказалось вокруг. Слышно было, как стучит сердце где-то в ухе, и как падают с головы волосы, и даже как бьют ходики у дедушки в квартире. И голоса родителей в гостиной были отчетливо слышны, как будто включили радио на полную громкость, а передача противная.

– Позорище!

– Не будь ханжой, – отозвался папа и, громко топая, ушел на кухню. Было слышно, как он распахнул дверцу шкафа и открыл бутылку.

– Не шуми так. Герман услышит.

– Он спит.

– Именно. А ты своим нудежом его разбудишь.

– Это кто из нас нудит?!

Вообще-то Германа трудно было разбудить – он не спал. Он прислушивался, хотя предпочел бы ничего не слышать, но лежал смирно, чтоб не попасться с поличным.

Все звуки пропали, остались только голоса родителей – громкие, ранящие. Кончайте, думал Герман, не говорите больше ничего. Идите наряжайте елку. Вешайте гирлянды. Только не ссорьтесь больше.

– Ну да, свояк из Хаделанда! Он самый, конечно. А теперь, дорогой, будь добр рассказать, откуда взялась елка.

– Бяша и Вяша сказали, что знают, как добыть елки по дешевке. И я вошел в долю.

– Где брали?

Папа медлил с ответом.

– Ты собираешься напиться еще до Рождества?

Мама говорила жестче, чем даже бабушка, когда отчитывала деда за пиво.

Родители замолчали. Безмолвие воцарилось в квартире. Безразговорность.

– В Нурдмарке, – все же сказал папа после очень долгой паузы. – За Согнсванн.

– Взрослые люди! Как не стыдно!

– Ты вообще-то знаешь, сколько эти елки стоят? Не знаешь? Оно и видно! А парик во что встанет, знаешь? Тысяча крон! Если не больше…

Герман выключил свет, закрыл глаза, спрятался под одеяло. Без толку. Нет такого места, где бы он спрятался и его не нашли; всюду найдут, как ни прячься. Он сжал зубы и стал петь про себя, чтоб ничего уже точно не услышать: «Средь соблазнов мира зла, бурь его и громов в чудном свете Рождества наше сердце дома».

И нырнул в сон шапкой вперед.

Разбудило Германа прикосновение пальца. Палец оказался частью пятерни, а пятерня принадлежала маминой руке.

– Ну, сурок, ты и поспал! Скоро одиннадцать.

– Дремлет все, лишь не спит в благоговенье святая чета, – ответил Герман и сел.

– Ты не пойдешь сегодня с классом в церковь? – спросила мама.

Герман отвернулся.

– Пастор наверняка не разрешит шапку не снимать.

– Да и говорить будет то же, что в прошлом году.

– Хор ангелов запел с небес и пастухам благую песнь принес, и им он говорит: младенец в яслях там лежит. Иисус Христос – младенец тот, он вам спасение везет.

Герману снова пришлось лечь, так он устал от декламации. Но впечатление на маму он произвел.

– Ты это по памяти?

– Было в календаре, – смущенно буркнул Герман. – Что такое ясли?

– Место, где лежал новорожденный Иисус, кормушка для животных.

– Не очень-то удобно ему было так лежать…

– Откроем сегодняшнее окошко вдвоем? – спросила мама.

– Давай ты.

Мама подцепила пальцем створку и открыла: в окошке лежал красный пластмассовый волхв с дыркой в голове.

– Слушай, мне пора бежать. А то Якобсен-младший рассердится.

Мама захихикала, смех шел откуда-то снизу живота, поднимался в рот и выстреливал наружу.

– Знаешь, что спросил у него один покупатель вчера? Как ваши свиные ножки, господин Якобсен?

– Слышали эту шутку в прошлом году.

– Да?

– Да. Но она смешная.

Где-то на улице завыла сирена. А что если это Бутылю повезли? Может, они его так с тех пор и возят, чтоб мозги на место встали?

– Я пошла.

Герман привстал в кровати.

– Мам, а ты без гроша сидишь?

У мамы медленно пополз вниз подбородок, выглядело это чудно́, потом она засмеялась и навела в лице порядок.

– Вот я глупая… Совсем забыла. Замоталась перед праздниками.

– У всех много дел.

Мама достала из кошелька две оранжевые бумажки и положила их на подушку рядом с волхвом.

– Я не про это.

Герман не знал, как задать вопрос; он боялся признаться, что подслушивал вчера, но не мог придумать, как тогда сказать, а сказать было важно.

– А про что, Герман?

Глаза жжет, а свалить все на шампунь нельзя. Он отвернулся к стене и стал смотреть на оленей в лесу на задниках всех окошек календаря.

– Про «Студент». Я тебя совсем разорил?

Мама похлопала его по спине.

– Я сама обещала сводить тебя туда. Если б мы вдвоем пошли, мы бы наели еще больше.

Едва Герман остался дома один, как взял мамину сумку на колесиках и пошел в «Магазин госпожи Йенсен: бумага, открытки, мелочи» на Драмменсвейен.

Дама за прилавком и впрямь была довольно мелкая, едва заприметишь.