Читать книгу - "Герман - Ларс Соби Кристенсен"

– Все наверняка закончится хорошо, Зорро. То есть дон Диего. Обычно всегда так бывает.

– Это ты мне очень кстати сказал. – Дон Диего положил руку Герману на плечо. – Хотел спросить: какая из моих историй тебе нравится больше всего?

– «Черный рыцарь» и «Маски сорваны» очень хороши. Но лучше всех «Двойник».

– Понимаю. А скажи, ты вот ходишь в моем костюме и с моим оружием, надеюсь, ты меня не позоришь?

Герман покраснел.

– Мне пришлось нарядиться, чтобы обмануть Монастарио.

– Ясно. А то полно развелось людей, которые пытаются выдать себя за меня, размениваются на разную идиотскую ерунду и порочат мое имя. Ты ведь не из таких?

– Нет-нет!

Дон Диего сунул книжку в карман и поднялся.

– Приятно было поговорить с тобой, но мне пора идти.

Одну вещь Герман все-таки должен сказать.

– Если ты сумел помочь звонарю из собора, может, ты и мне сумеешь помочь?

Дон Диего взглянул на него, в свете ламп его лицо с тонкими чертами казалось печальным.

– Нет, не могу. Тебе придется справиться самому. Сорри, Герман.

– Сорри, Зорро.

Дон Диего поднялся на сцену, вскинул руки в прощальном приветствии и исчез за занавесом.

17

В тот день, когда по всему городу зажгли рождественскую иллюминацию, вышив улицы двойным светящимся крестом, Герман зашел в лавку Якобсена. С порога втянул носом запах кофе из кофемолки, но он оказался не прекрасным, как обычно, а кислым, как от грязных носков и вонючей обуви. Германа это ничуть не удивило, ведь и все вокруг изменилось, начиная с него самого. Он натянул шапку пониже и встал перед прилавком. Из задней комнаты вышел Якобсен-младший, зачесал волосы красивой ровной волной, убрал расческу в нагрудный карман к шестнадцати шариковым ручкам и наклонился к Герману.

– Редкий гость. Где ты пропадал?

– В Адапазары.

Якобсен-младший поверил ему на слово, потому что слово покупателя – закон.

– Как там было с погодой?

– Жгучее солнце, мы прятались под зонтом.

Якобсену надоело болтать, и он улыбнулся с деланной вежливостью, как киногерой.

– Чего бы ты хотел?

– Два рождественских пива, пожалуйста.

– Два рождественских пива – и все?

– Деньги у меня есть.

– Не сомневаюсь. А для кого напитки, позволено мне будет спросить?

Так ведь уже спросил без всякого спроса.

Герман положил деньги на прилавок.

– Для Бутыли.

– Говоришь, два пива… Бутыле надо два пива? Всего? Не смеши мои ботинки. Что ты задумал?

– Никто ничего не задумывал.

Но Якобсен-младший тоже не думал смеяться. Он ушел в подсобку и привел маму.

Оглядев Германа с головы до ног, она откинула прилавок, пропуская его внутрь.

– Ты не пошел в школу?

– Взял отгул за прогул.

– Он говорит, ему надо два рождественских пива для Бутыли, – вмешался в разговор Якобсен-младший. – Не припомнят старожилы, чтобы в мирное время Бутыля хоть раз покупал всего две бутылки.

Мама перевела взгляд снова на Германа и помрачнела.

– Это правда?

– Чистая правда.

Она подошла к Герману, наклонилась и прошептала ему в ухо:

– Ты не собираешься опять мыть волосы пивом?

– Нет. Я задолжал Бутыле две бутылки.

Улыбнувшись, мама вставила по бутылке Герману в карманы.

– Поторапливайся. У Бутыли наверняка выдалась трудная зима.

Домой Герман припустил бегом, но, еще не толкнув дверь с табличкой «Йоран Францен», услышал из-за нее странные звуки. Бутыля вел разговор то ли сам с собой, то ли со Временем, но слов было не разобрать – видно, он перешел на свой шведский. Порой он вскрикивал, порой звенела разбитая бутылка. Герман долго пережидал, но попусту; тогда он вошел и увидел, что Бутыля лежит на полу и двумя руками роет ковер.

– Ты Время ищешь? – спросил Герман.

Бутыля даже не обернулся, он копал дальше в сторону стены. Внезапно он изменил направление и пополз вдоль плинтуса, отшвыривая с пути пустые бутылки.

– Она не могла далеко убежать. Хочешь, тоже поищу?

Бутыля встал и выкатил глаза. Таких огромных Герман вообще никогда ни у кого не видел, на него смотрели две грязные тарелки из-под запеканки.

– Стоять! – завопил Бутыля. – Ни с места!

Герман и так стоял в дверях и заходить пока не собирался.

– Кто в королевский розарий впершись? Ходу нет!

– Я рождественское пиво принес, – шепотом доложил Герман.

Бутыля отер пот со лба, топнул ногой и заявил:

– Не видишь – люди вкалывают!

Потом резко развернулся и пополз в обратную сторону, завывая как газонокосилка.

– На носу визита королевской семьи с Бельгии! Быстро все приведши к порядку! Прополоть. Подместь. Сграблить мусор. Надраить кажный камешек на дороге!

Столь же внезапно остановился, потряс перед носом руками и двинулся к Герману.

– И погнобить животину до конца! Слышь? Скребется, шебаршит, тарахтеет… Кто-кто? Мыша, змеи. Раки, крабь. Что скажет с них бельгийская фамилия? То-то! Прихлопнуть животину, чтоб не пикнувши. Я уж без числа животину тюкал, а все буянит, глянь!

Бутыля буравил Германа взглядом. Из глаз вывалились остатки запеканки, он нетвердо сделал шаг, другой. Волосы прилипли ко лбу, ноздри дрожали, в уголках рта выступила пена.

– Ты все-таки поставил мировой рекорд? – тихо спросил Герман.

Между тем с Бутылей творилось что-то неладное. Его била дрожь. Начиналась она с рук: на каждом пальце будто поджигали запал. Пробежав вверх по рукам, дрожь устремлялась вниз, в ноги. Казалось, Бутыля того гляди взорвется. Но нет, его не разнесло на кусочки – наоборот, он свалился на пол как мешок, беззвучно. И остался лежать.

Герман поставил бутылки у порога и попятился – и тут только увидел черепаху. Она лежала на спине рядом с секретером, среди пустых бутылок: лапы вывалились, морщинистая голова криво свесилась из панциря набок.

Тем же вечером скорая увезла Бутылю. Герман не отходил от окна, пока машина не уехала. А потом на улице стало тихо. Постучалась мама. Вошла и встала у Германа за спиной, положила ему руки на плечи. Он вцепился в шапку.

– Что с Бутылей сделают?

– Просушат, подлечат, мозги вправят.

– На веревках просушат?

– Да нет. Он пил слишком много, у него от спирта мозги размякли и набекрень съехали. Теперь их на место поставят. Ты испугался?