Читать книгу - "Сотворение мира - Татьяна Кудрявцева"

– Почему рабы? – удивилась Варька. – Рабы не поют. А мы сегодня на контрольной попели немножко. У «Пугачёвой», оказывается, контральто. Она хотела Залёткина выгнать, а я не дала. Он правду сказал! Признался, что у тебя, Туся, списывает!

Туся хлопала глазами, как доисторическая кукла-пупс с пушистыми ресницами. Столько новостей сразу в нее не вмещалось.

– А что пели-то? – осведомилась Тусина бабушка, почему-то ничуть не удивившись. – Децла небось? – И тут же возмутилась: – Зачем это ты, Натка, даешь ему списывать? Что за беспринципность? Давать списывать можно только друзьям!

Тусина бабушка, в отличие от Туси, реагировала мгновенно. Причем на всё сразу.

– Списывать никому не полезно, Агнесса Федоровна, – не согласилась с ней Варька. И рассудительно закончила: – Я вот больше никогда не буду списывать.

– Ну и зря! – воскликнула несознательная Тусина бабушка. – Если ты не собираешься в Пифагоры, зачем тебе корпеть над алгеброй?

– Никто не знает, что там, за поворотом! – ни с того ни с сего возвестила вдруг Варька Брусникина торжественным тоном. Глаза ее при этом вспыхнули незнакомым зеленым огнем. – Жизнь изменчива. А любые знания могут пригодиться.

Туся с бабушкой слушали ее завороженно, распахнув глаза, как при гипнозе.

– Между прочим, я сегодня на алгебре все варианты решила, – гордо сообщила Варька. – Даже тот, что со «звездочкой».

– Повышенной трудности?! – Туся всплеснула руками. – Да ты что?!

– Да ты что?! – эхом повторила за внучкой Агнесса Федоровна.

– Покажи черновик! – потребовала Туся.

– А вот у меня вообще никогда черновиков не было, – ни к селу ни к городу заявила Тусина бабушка. – Всю дорогу!

– Подожди, бабуля! – топнула ногой Туся, наверное, первый раз в жизни. – Варька, не томи! Давай сюда решение! – И опять топнула.

Кому другому из взрослых точно бы не понравилось, что на него ногой топают. Только не Тусиной бабушке, которая в молодости была актрисой-травести и обожала характерные роли.

«Моя кровь! – с гордостью подумала Агнесса Федоровна. – Не век же ей вышивать!» Бывшая звезда радио никогда не вышивала.

А Варька ни о чем не успела подумать. Она сунула руку в карман джинсов за листком с решением, но вместо листка вдруг вытащила маленькую серебристую коробочку.

Коробочка светилась и урчала, как котенок.

– Ничего себе! Это что? Где это ты взяла? – изумилась Туся, мгновенно забыв про искомый черновик.

– Ой! – спохватилась Варька. – Я забыла совсем, это же чужая вещь.

«Псих какой-то выронил», – хотела она сказать. Но вместо этого неожиданно изрекла:

– Как же мне ее вернуть тому, кто потерял? Мы с этим мальчиком сегодня на Невском столкнулись. Лбами. У меня даже шишка была, а к концу уроков рассосалась.

– За полдня никакая шишка не рассосется, – авторитетно заявила Агнесса Федоровна. – Это небывальщина, «фантазии Фарятьева». Покажи-ка вещицу! Туся, где мои очки?

Но, как ни странно, очки не понадобились.

Тусина бабушка взяла коробочку в руки и ахнула:

– Вижу без очков! Как в прошлой жизни! Батюшки, да здесь древний герб! И слова… Явно девиз рода. А надпись-то французская! Я, правда, с немецкого перевожу, но догадываюсь, что здесь что-то про кураж.

Про кураж Агнесса Федоровна догадывалась всегда, вне зависимости, с какого языка переводила.

– Где? – Туся выхватила коробочку из бабушкиных рук.

И моментально порозовела. Бледные Тусины щеки залил абсолютно здоровый румянец. Туся поправлялась прямо на глазах! Но не в смысле лишнего веса, а в смысле отсутствия гастрита, гепатита, ОРЗ и прочих хворей.

Туся излечилась!

На их маленькой кухоньке внезапно сделалось так тихо, что стало слышно, как за окном валит снег. Крупными тяжелыми хлопьями, точно в классической опере «Евгений Онегин», в сцене дуэли.

Между прочим, в нынешнюю зиму снега еще не бывало! Вот сейчас первый раз выпал.

Дина Августовна, покорительница кембрийской глины

– А кто-то ведь из наших знакомых с французского переводит… – в рассеянности пробормотала Тусина бабушка. – Кто бы это мог быть?

Тусина бабушка сроду ничего не забывала. Но можно забыть все, что угодно, когда единственная внучка розовеет и здоровеет в мгновение ока.

– Так Барина мама и переводит, Дина Августовна же, – резонно заметила умная Туся Думова, которая стала еще умнее от нормальной температуры тела.

– Точно! – вышла из ступора Варька. – Маме надо позвонить!

– А ну-ка! – мгновенно нашлась Агнесса Федоровна, подпихивая Варьке свой мобильный телефон.

Телефон у нее был последний писк. На нем высвечивалось лицо того, кому звонишь. На Тусиной кухне моментально возникло лицо Варькиной мамы, с поднятыми бровями, выражающими крайнюю степень озабоченности.

– Говори быстрей: я в печке! – взволнованно проговорила она.

Это означало, что в данный момент мама держит трубку щекой, потому как обе руки у нее заняты керамическими фигурками, которые она извлекает из термошкафа, где те закаляются при страшно высокой температуре, чтобы покрыться глазурью.

Это были шедевры для новогодней выставки. Все ребята, которые занимались у них в «Домике», тащили туда свое творчество. Ясно, чьих работ будет больше! Керамистов! Варька могла ответить на этот вопрос, что называется, не задумавшись. Маму всегда назначали ответственной за самое трудное. У Варьки на этот счет даже была теория. Про то, что судьба не умеет взвешивать. Кому-то чувство долга отмеривает гирями, а кому-то – пушинками. Поэтому одни люди становятся бурлаками, а другие мотыльками. Ее мама была стопроцентной бурлачкой: она всю жизнь тянула воз и считала это нормальным. Ей и в голову бы не пришло кому-то жаловаться.

Варька постаралась уложиться в одну минуту.

– Мамачтотакоеакуервайлантриентимпосибль? – выдохнула она в мобильник.

– Ужас! – воскликнула Варькина мама. – Что за чудовищный прононс?! О господи! Я чуть Ангела не выронила.

Ангел должен был стать самым главным шедевром грядущей выставки. Его вылепил Илья Стулов, мамин любимый ученик. Стулов был гений и хулиган. Но про первое все узнали гораздо позже, чем про второе. У учителей не хватало на Стулова терпения, его исключали изо всех кружков подряд, и тогда Варькина мама взяла его к себе в керамику. Не потому, что ей велели, а сама. Стулов очень удивился. А еще он удивился, что она на него не кричит. От удивления в душе его что-то щелкнуло – и он расцвел. Все равно как цветок гиппиаструма, который распускается с диким треском раз в десять лет!