Читать книгу - "Просто Давид - Элинор Портер"

class="p1">Какими насыщенными были эти часы! Столько хотелось увидеть, столько сделать. Для солнечных дней были поля, ручьи, пастбища и весь городок, которые нужно было исследовать. Для дождливых дней, если не хотелось гулять, оставалась комната с книгами в шкафу у камина. Часть Давид уже читал, но большинство еще нет. Одна или две книги были его старыми друзьями, в отличие от «Дика-сорвиголовы» и «Пиратов Голубиной бухты» (он нашел их в темном углу за расшатанной дощечкой). Бок о бок стояли «Дева Озера», «Остров сокровищ» и «Дэвид Копперфильд», а «Робинзон Крузо», «Тысяча и одна ночь» и «Сказки братьев Гримм» лежали без обложек и с замусоленными уголками. Было еще много, очень много книг, и Давид пожирал их жадными глазами. Хорошее из них он впитывал как солнечный свет, а злое бессознательно отбрасывал, и оно действительно «скатывалось» с него, как вода с гуся в пословице.

Давид едва ли мог сказать, что ему нравилось больше — воображаемые приключения между книжными обложками или настоящие приключения во время ежедневных прогулок. Да, место, где он теперь находился, было совсем не похоже на дом на горе — здесь не было ни Серебряного озера, ни широкого-широкого неба над головой. И, самое прискорбное, рядом не было дорогого отца, которого так любил Давид. Но закаты по-прежнему были розовыми с золотом, и небо, пусть маленькое, по-прежнему несло снежные паруса облачных кораблей, а что же до отца, то он велел мальчику не горевать, и тот очень-очень старался.

Каждый день в компании своей скрипки Давид выходил на прогулку, если не принимал решения остаться дома с книгами. Иногда он отправлялся в городок, иногда — к холмам за его окраиной. Но, куда бы он не шел, в конце пути мальчика и его скрипку обязательно ожидало открытие — пусть это была всего лишь большая белая роза или белочка, сидящая у дороги.

Однако очень скоро Давид обнаружил, что во время прогулок можно найти кое-что еще, помимо белочек и роз — это были люди. Несмотря на свою странность, эти люди были замечательно интересными. После того, как эта мысль пришла ему в голову, он все чаще и чаще отправлялся в городок, когда в четыре часа его освобождали от дневных трудов.

Поначалу Давид почти не разговаривал с людьми. Мальчик ежился и смущался, когда его откровенно разглядывали, притом ему были неприятны замечания о нем. Однако он с интересом наблюдал за другими — когда полагал, что на него не смотрят. Со временем он немало узнал о людях и об их странных способах занимать свое время.

Например, был человек из оранжереи. Довольно приятно проводить дни, выращивая цветы и растения — но не под этой горячей, лишающей воздуха стеклянной крышей, решил Давид. Кроме того, ему бы не хотелось каждое утро собирать и отсылать самые хорошенькие растения в большой город, как это делал оранжерейный человек.

Еще был доктор, который день-деньской ездил на повозке, запряженной серой кобылой, и помогал больным людям выздоравливать. Он нравился Давиду, и мальчик дал себе зарок, что когда-нибудь станет доктором. Однако был еще и кучер дилижанса — Давид не был уверен, но все же думал о выборе этого ремесла — ведь оно позволяло целыми днями оставаться на воздухе и не печалиться при виде больных перед тем, как они выздоровеют, поэтому кучеру было лучше, чем доктору, полагал он. Еще был кузнец и лавочники, но о них мальчик почти не думал.

Быть может, он еще не знал, чем хотел заниматься, зато прекрасно знал, чем не хотел. И все это явно указывало: Давид все еще был в поисках великого дела, которое, как говорил папа, ждет его в большом мире.

А пока Давид играл на скрипке. Если он видел алую вьющуюся розу, цветущую в палисаднике, то сочинял мелодию чистого восторга — и не знал, что женщина в доме за палисадником слышала музыку и ощущала бодрость во время домашнего труда. Если он находил котенка, играющего в солнечных лучах, то обращал это в бурный поток проворных пассажей и трелей — и капризный младенец, услышав это, прекращал плач. А однажды, просто потому, что небо голубело, а воздух был сладок, и так приятно было чувствовать себя живым, Давид взмахнул смычком и сыграл торжествующий гимн, полный звенящего восторга, отчего больной в затененной комнате на втором этаже поднял голову, глубоко вдохнул и вдруг ощутил прилив жизненных сил. Все это явно доказывало, что Давид, возможно, уже нашел свою работу и занимался ею — о чем сам, опять-таки, не знал.

Как-то раз на кладбище в послеобеденной час Давид встретил Госпожу в Черном. Она стояла на коленях, возлагая цветы на маленькую могилку. Когда мальчик приблизился, она подняла голову и задумчиво посмотрела на него, затем заговорила, словно ее побудила некая сила:

— Кто ты, мальчик?

— Я Давид.

— Давид? А по фамилии? Ты здесь живешь? Я тебя уже видела.

— О да. Я здесь был уже много раз, — мальчик намеренно избегал вопросов. Он начал уставать от них — особенно от таких.

— А ты… потерял кого-то дорогого, мальчик?

— Потерял?

— Я хочу сказать, у тебя здесь… папа или мама?

— Здесь? О нет, здесь их нет. Моя мама ангел, а папа ушел в далекую страну. Знаете, он ждет меня там.

— Но это ведь то же самое… — она удивленно и беспомощно смотрела в спокойное лицо Давида. Затем и ее лицо вдруг просияло. — О, мальчик, если б только я могла понять это — только это, — выдохнула она. — Было бы гораздо легче, если б я всегда помнила, что их здесь нет — ведь они ждут там!

Но Давид, очевидно, не слышал. Он уже отвернулся и, удаляясь, тихо играл на своей скрипке. Госпожа в Черном в молчании стояла на коленях, слушая мальчика и глядя, как он уходит. Когда через несколько времени она поднялась и покинула кладбище, ее лицо все еще сияло.

Давид часто задумчиво смотрел на своих ровесников — особенно на мальчиков. Он хотел иметь друга, который понимал бы его, так же смотрел бы на вещи и знал, о чем Давид говорит, когда играет на скрипке. Давиду казалось, что в одном из ровесников он должен найти такого друга. Но среди многих виденных им мальчиков его не оказалось. Давид уже начал думать, что из всех странных существ в его новой жизни мальчики были самыми странными.

Они пялились на него и неприятно толкали друг друга локтями, когда заставали его за игрой. Они насмехались, когда