Читать книгу - "Большое собрание сочинений в одной книге - Виктор Голявкин"

Утром ранехонько первого мая являюсь к Викентию Викторовичу, как договорились. На домах флаги, портреты, радио гремит на столбах, возле университета демонстранты собираются.

Я нужен для особой операции. Что за операция, понятия не имею.

Со значками полный порядок, полностью работу выполнил, аллахвердовские погубленные значки он мне простил. Если вникнуть – велика важность, пятьдесят каких-то бязевых лоскутков! А он мне целую нотацию прочел, даже судом стращал, я так и не понял, при чем здесь суд, вычесть с меня грозился, а потом говорит: «Ладно. Я добряк. Таких добряков, как я, бить мало, доброта бизнесмену так же нужна, как кобыле свитер, разоряешь ты меня, окаянный, но я всегда пойду навстречу человеку, если у него несчастье…» – и все в таком роде. А деньги он мне заплатит после окончательного расчета с заказчиками.

Иду на операцию, а сам не знаю на какую. Тайна, покрытая мраком. Разведчик отправляется в тыл врага, там он получит от доверенного лица план конкретных действий. Живая картина напряженной жизни великого разведчика. Ни имени, ни фамилии его пока не знают, но пройдет время, и о нем узнает вся страна.

Иду на операцию.

– …Первое мая – праздник трудящихся всего мира!.. – несется из репродукторов над головой.

– …Уррра!

– …Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой!

Музыка, песни, отличное утро. Да здравствует Первое мая! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! «Нам нет преград ни в море, ни на суше!..», «И в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ!..», «А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер!..».

Ветер треплет флаги, уже вышли на праздничные улицы продавцы игрушек и конфет. Переливаются на солнце, покачиваются на ветру разноцветные воздушные шары. Покупайте ребятишкам! Покупайте ребятишкам! Дети будут довольны! Да здравствует Первое мая!

Викентий Викторович сразу в дверях на меня набросился:

– Ты не опаздывай! Не смей опаздывать! – хотя нисколько я не опоздал.

Он очень суетился, таким я его еще не видел.

Костюм на нем белый, шелковый, тщательно выглаженный, и рубашка русская с вышивкой. Волосы напомажены, и пахнет какой-то дрянью.

– Как думаешь, шляпу мне надеть? – спрашивает.

– Хотите – наденьте, хотите – не надевайте.

– Вот за это я тебя не люблю, гад ты, бальзак, не можешь посоветовать.

– Жарко в шляпе, – говорю.

– В шляпе ты фигура, а без шляпы – дурья пустая башка, хотя, может быть, в этой самой башке мозгов навалом! Так и помрешь ты, бальзак, дураком, знай учись! Ты сегодня меня, пожалуйста, не раздражай, не отвлекай, забирай мешки и тащи вниз во двор, не спрашивай зачем!

– Который мешок тащить? – спрашиваю.

– Любой, господи, любой, ты надо мной издеваешься! Тащи во двор любой, хоть этот, хоть вон тот… Все тащи!

Я взял один мешок, поволок. Вдруг откуда ни возьмись вылетает Сикстинская Мадонна, отталкивает меня, я мешок отпускаю, и она кричит на всю квартиру:

– Не смейте этого делать!

– Не лезь! – кричит Викентий Викторович.

– Идиоты! – кричит Сикстинская Мадонна.

– Убью! – орет Викентий Викторович.

Он хватает мешок, волочит его к дверям.

Я стою, не знаю, как быть.

Сикстинская Мадонна подбежала ко мне, трясет перед моим носом указательным пальцем, кричит:

– Не слушайте его! Не слушайте его!

И ему:

– Пока не поздно! Пока не поздно!

– Бери мешок, болван! – орет Викентий Викторович уже возле дверей.

Я кидаюсь к мешку.

– Открой дверь, дура!

Викентий Викторович возится с замком, никак не может открыть.

– Молодой человек, оставьте мешок! – яростно грозит мне пальцем Сикстинская Мадонна.

– Как хотите… – говорю.

– Он меня обманул! – орет она. – У него нет договоров ни с какими организациями, ему никто ничего не заказывал! Он меня обманул! Я не позволю! Он меня обманул!

– Отдай сейчас же ключ! – Прыжками Викентий Викторович подскакивает к ней. – Пошевеливайся, шляпа! – орет он мне.

– Между нами все кончено, слышишь?! – кричит Сикстинская Мадонна.

Я снова берусь за мешок.

Викентий Викторович трясет Сикстинскую Мадонну за плечи – похоже, вытряхивает из нее ключ.

– Оставь меня! – твердит она. – Оставь меня!

– Мы не должны опаздывать! Мы не должны опаздывать! – повторяет он в бешенстве, продолжая ее трясти.

Сикстинская Мадонна вырывается, бежит на кухню. Что-то звенит, разбивается, хлопает дверца кухонного ящика – должно быть, ключ там, в ящике. Он своими козлиными прыжками несется за ней.

Сикстинская Мадонна вихрем проносится мимо меня (я стою в дверях комнаты), открывает дверь и выбегает вон из квартиры.

Лицо у Викентия Викторовича как у лягушки, такое сравнение мне сразу в голову пришло, как на него глянул: глаза вытаращил, губы вперед вытянул судорожно, так что жилы на шее вздулись.

Смотрю на него, ничего понять не могу. Настоящий спектакль. Мало мне своих скандальчиков!

– Мешки! Мешки! – вдруг орет он не своим голосом. – Скорей мешки! Мы не должны опаздывать!

Мы волочим мешки вниз по лестнице, возвращаемся, берем еще по мешку.

Во дворе мотоцикл, укладываем мешки в коляску.

– Задержали нас! Она нас все-таки задержала! – твердит он злобно.

Почти вталкивает меня в коляску, я кое-как помещаюсь на мешках.

– Куда мы едем? – спрашиваю.

Он не отвечает.