Читать книгу - "Золото Хравна - Мария Пастернак"

— Я знал, что ты пожалеешь меня, дочь Стурлы, — просипел колдун. — Пожалеешь, как когда-то твоя бабка. Я плохо отплатил ей за ее доброту, но, право, мне жаль, что так случилось.

— Кто же заставлял тебя? — сурово спросил Торлейв.

— Можно мне еще пива, дочь Стурлы? Еще глоток пива, и я отвечу на все вопросы, какие вы захотите мне задать.

Торлейв хмуро усмехнулся.

— Боюсь, их будет так много, что тебе придется отвечать до утра, не умолкая.

— До утра я не выдержу, — сказал колдун. — Мне стало лучше, но я и вправду болен. Эта напасть у меня с детства: подступает лихорадка, треплет по нескольку дней, потом отпускает. Говорят, это все потому, что, когда я родился, был сильный голод, и моя мать отнесла меня в лес и положила там на камень, чтобы я умер. Злой дух, обитавший в камне, проник в меня, и с тех пор лихорадка нападает на меня и трясет, покуда дух не насытится моими муками и не выйдет из меня, чтобы потом вернуться снова.

Вильгельмина перекрестилась и в страхе посмотрела на колдуна, но Торлейв лишь фыркнул:

— Я так понимаю, ты хочешь этой историей разжалобить или напугать Вильгельмину.

— Ничего я не хочу, кроме как поесть, согреться и поспать в тепле, — отвечал колдун. — Тогда силы вернутся ко мне, и я смогу завтра уйти на север. Твоя невеста спрашивает меня — и я отвечаю ей, сын Хольгера, только и всего.

— И что же было с тобою дальше? — спросила Вильгельмина.

— Кому это интересно? — вздохнул колдун. — Вы же хотели спросить меня о чем-то совсем другом.

— Мне интересно, — сказала Вильгельмина. — Кем она была? Кем была твоя мать, Финн?

— Не знаю, христианкой или язычницей была та женщина, что родила меня и оставила в лесу, — сипло проговорил Финн. — Дело было на севере, а там и теперь-то все верят кто во что горазд, порой и сами понять не могут во что. Но люди, которые подобрали меня, были совсем иными, не такими, как другие. Они вырастили меня так же, как растили своих детей, и научили всему тому, чему учат их. Они не пытались сделать из меня своего раба и были добры ко мне. Но только и всем бедам, что обрушились на меня после, я обязан им же. Ибо все они, и мужчины, и женщины, занимались магией и колдовством и ничему другому обучить меня не могли.

— Ты намекаешь на то, Финнбьёрн, сын Ореккьи, что это не твоя вина, что ты стал таким? — спросил Торлейв.

— Конечно не моя, — проворчал Финн. — Что же иное оставалось мне в этой жизни, если я одну лишь эту науку и постигал?

— И что же, в этом племени все-все были колдуны? — спросила Вильгельмина. Она села рядом с Торлейвом, расправив по скамье толстые складки шерстяной юбки Ланглив.

— До единого, — кивнул Финн. — Человек, в доме которого я рос, был сильный колдун, самый сильный в племени. Он учил меня всему, что знал. Не могу сказать, что я делал особо большие успехи: что-то удавалось мне лучше, что-то — хуже. Когда я вырос и смог сам добывать себе пищу, мне сказали, что я должен уйти. Это было справедливо, ведь я не был одним из них, но они дали мне возможность выжить. Я ушел, прихватив некоторые из зелий, что хранились в сундучке у приемного моего отца. И долго ходил по свету, покуда не набрел на одно селенье — тоже там, на севере, недалеко от Финнмарка. Там жили три немолодые уже женщины, все говорили, что они сильные колдуньи. Я пришел к ним и просил их учить меня. Они поначалу отказывались, потом согласились. Я прожил в их доме несколько лет. Это были сестры Йорейд, твоей прабабки.

— Так ты знал их? — удивилась Вильгельмина.

— Я знал их, — кивнул Финн. — Они многое ведали и умели, но жить с ними было тяжело, ибо они постоянно бранились между собой. Они рассказали мне, что их младшая сестра давно уже вышла замуж за норвежца и уехала на юг. «Она была одарена куда больше нашего», — сказали они. Я тогда не понял, как такое возможно, ибо от рожденья всем им был дан такой дар, о каком может только мечтать чародей, постигающий эту науку с помощью ученья.

— Мина, — проговорил Торлейв, — по-моему, все это не для твоих ушей. Иди-ка ты спать, а я могу и послушать, что тут врет этот колдун, раз ему охота поговорить.

— Нет уж, Торве! — возразила Вильгельмина. — От него я хоть что-то узнаю о бабушке Йорейд — она же никогда не рассказывает мне о своей семье!

— Думаю, у нее есть на то причины. А ты, Финнбьёрн Черный Посох, прежде чем развязывать язык, подумай о том, сколько бед могут причинить твои слова.

— Она, — Финн указал на Вильгельмину, — поймет меня куда лучше, чем ты. Ибо и в ее крови есть то знанье, которое пытался я впитать умом, да мало чего добился.

— Ты говорил о себе! — хмуро отрезал Торлейв. — Вот и говори о себе.

— Нет, пожалуйста, Торве! Позволь ему! Пусть продолжает! — попросила Вильгельмина.

— Пусть тебе расскажет сама Йорейд! — проворчал Финн.

— Но она говорит, что лучше мне этого не знать!

— Ну и значит, ни к чему тебе знать! А то она, чего доброго, осерчает, нашлет на меня мару или еще что похуже…

— Ладно, — вздохнула Вильгельмина. — Но расскажи мне, что было с тобою дальше. Ведь ты пришел к Йорейд и стал ее учеником. Про это она сама мне говорила.

— Да, я ее нашел, хотя пришлось потратить на поиски пару лет. Только ничего хорошего из того не вышло. Она открыла предо мною такие возможности, что я ахнул! А потом сказала, что ничего этого делать нельзя, ибо я погублю свою душу. Зачем тогда было вводить меня в искушение? А всего хуже, что было у нее две дочки; третья умерла незадолго до того, как я там появился. Две дочки, невероятно красивые, — похожи на тебя обе, только синеглазые, как сама Йорейд. Из-за одной-то я и потерял покой. Прежде не случалось со мною такого. Я не мог спать ночами, все думал, как бы мне приворожить ее, ибо она была ко мне безразлична, по душе ей был совсем другой. Но поди попробуй приворожить колдунью! Все мои зелья, похоже, действовали лишь на меня, и я сходил по ней с ума, а они обе только потешались надо мною — она и ее сестра.

А потом я совсем потерял голову, потому что они с тем парнем собрались играть свадьбу. Ему было плевать, что она неродовита, что она колдунья с севера, — он сам был богатый малый. Не из вас, хейнов^[175], — он кивнул на Торлейва, — но откуда родом — не знаю. Говорил, что увезет ее к себе. Его звали Ульв^[176], и он был темен лицом и волосом — вот вроде как этот твой жених. Он был твоим дедом, Мина.

Я вызвал его на поединок. Мы рубились с ним посреди леса, на поляне. Он нанес мне вот эту рану, — Финн указал на свою щеку. — Я ранил его в грудь, он же перерубил мне сухожилие под коленом; с тех пор я хромаю. Йорейд и ее дочки выходили нас обоих. Ну да только они не знали, что перед битвой я омыл свой меч в волшебном зелье, которое стащил я у приемного моего отца и которое возил в маленьком запечатанном роге всегда и всюду с собою.