Читать книгу - "Жажда смерти - Кирилл Шелестов"

Между тем, Храповицкий закончил свой рассказ о бесчинствах налоговой полиции, арестах и провокациях. Это заняло у него около пятнадцати минут, после чего он снял мешавшие ему непривычные очки и выжидательно замолчал, глядя на Калошина. Тот пребывал все в той же позе, не шевелясь, не сводя с Храповицкого своего немигающего взгляда. Храповицкий вспомнил, что так смотрят рептилии, и ему стало не по себе.

За все время, пока Храповицкий говорил, Калошин ни разу его не перебил, не улыбнулся и ни одним жестом не выдал своих эмоций. Храповицкий даже не был уверен, слушал ли он его.

Пауза затягивалась.

— Ну, — произнес Калошин все тем же скрипучим голосом, — и чего же вы от меня хотите?

Храповицкий растерялся. Вихров уверял его, что накануне лично все объяснил Калошину, что Калошин, в свою очередь, все понял и обещал помочь, при этом даже не назвал цену вопроса, поскольку дело представлялось ему совершенно пустячным.

— Мне бы хотелось, чтобы вы вмешались, — пробормотал Храповицкий. — Чтобы вы остановили этот произвол.

Это прозвучало довольно беспомощно.

Калошин еще немного помолчал, и вдруг до слуха Храповицкого донеслись какие-то странные звуки, похожие на козлиное блеяние. Храповицкий оторопел. Калошин сидел, не меняясь в лице, не двигаясь, и хихикал.

Каким-то совершенно неприличным смехом. Храповицкий смотрел на Калошина во все глаза.

— Знаете, о чем я думаю? — все еще хихикая, заскрипел Калошин. — Уеду-ка я куда-нибудь в глубинку. От Москвы подальше. Вот как только меня отсюда вышибут, возьму да и уеду. Жду не дождусь. Домик себе куплю. Может, даже живность начну разводить. Честное слово. Люблю я провинциалов. Ничего не могу с собой поделать. Нравятся они мне. Есть в них что-то настоящее. Какая-то, понимаете ли, искренняя убежденность, что они-то и есть центр мироздания. Главные люди. Так сказать, соль земли. Вы, простите, откуда? Я, извините, запамятовал.

Это был явно издевательский вопрос. Калошин не мог забыть, откуда приехал его посетитель. Храповицкий похолодел.

— Я из Уральска, — выдавил он с трудом.

— На карте покажете? — весело попросил Калошин.

Храповицкий послушно поднялся, пристыженно наклонив голову, подошел к большой карте. Границы округов и областей были отмечены на ней красными и синими линиями. Храповицкий ткнул рукой в Уральскую область.

— Вот, — еле слышно произнес он. — Здесь.

— Смотри-ка, действительно крупная губерния! — как будто удивляясь, заметил Калошин. — А всего в России, знаете, сколько таких регионов?

— Знаю, — промямлил Храповицкий. — Восемьдесят девять.

— А вот и неправильно! — радостно сообщил Калошин. — Восемьдесят восемь. Потому что Москва — это отдельная страна. Другая. Другие люди здесь живут. Другие проблемы решают. Но восемьдесят восемь областей — тоже хватает. И везде — сплошной цирк. Клоуны и акробаты. Так сказать, эквилибристы-прыгуны. Куда ни плюнь — или в губернатора попадешь, или в президента. Все шишки. Все хотят царьками быть. Принимают свои собственные законы, противоречащие федеральным. Рвутся отделяться. Требуют суверенитета. За глотку хватают. Подсовывают договора о разграничении полномочий. Хотят быть самостоятельными, и хоть ты их убей! В Совете Европы заседать. В НАТО вступать. Не желают жить в составе России. Только вот одна беда на всех! Денег у них нет. Деньги должны мы давать. Чтобы они поскорее могли от нас отделиться. Мы, конечно, даем. И суверенитет им даем. И денег. Все, что попросят. Пообещал им Борис Николаевич, что сколько они смогут проглотить, столько он и даст. А не подумал, что глотать они готовы до бесконечности. У них глотки бездонные. И жрут, и жрут! И еще требуют. Мы выпрашиваем на Западе кредиты, а они их жрут. А что не успевают проглотить, отправляют обратно на Запад. На свои личные счета. Потому что не верят, что мы долго продержимся. На Кавказе резня. Читали, наверное, в газетах. Шахтеры на рельсы ложатся. Тоже, надеюсь, по телевизору видели. Кругом забастовки. Коммунисты нашей отставки требуют. Словом, разваливается страна. Почти уже развалилась. Чуть-чуть осталось.

Он прервался и осмотрел Храповицкого с ног до головы.

— Вы слушаете меня? — осведомился он. На сей раз строго, без улыбки.

— Слушаю, — поспешно подтвердил Храповицкий.

— Вот и хорошо, — одобрил Калошин. — А летом нам предстоят чудовищно трудные выборы. Рейтинги нашей популярности равны 15 процентам и продолжают падать. Даже самые продажные из социологов предсказывают нам полный провал.