Читать книгу - "Жажда смерти - Кирилл Шелестов"

Четырехчасовая разница во времени между Флоренцией и Уральском сыграла со мной злую шутку. Я вскочил, когда еще не было пяти, и, еле дождавшись семи часов, был первым на завтраке в ресторане, шокируя зевающих официантов.

В половине восьмого утра, когда улицы только-только начали оживать, я уже бесцельно брел по Золотому мосту. К моему счастью, во Дворец Питти уже пускали, и я отправился гулять по зимнему саду.

Кроме меня во всем огромном парке не было ни души. Я шел по густым аллеям, вдыхая свежий влажный воздух и слушая, как где-то в кронах деревьев заливаются соловьи.

Я вспомнил о том, что сегодня четверг и в жизни нашего, теперь уже не моего холдинга, да и всей губернии должно произойти судьбоносное событие. Храповицкого назначат руководителем крупнейшей и богатейшей компании области. Возможно, в эту самую минуту он уже дает интервью перед объективами телекамер. А я брожу один по пустому парку.

Я больше не имел отношения к войнам, деньгам и смертям. Я имел отношение к деревьям, траве, птицам. И еще к скульптурам Микеланджело или их копиям работы Челлини.

И я опять позвонил Насте. Она взяла трубку почти сразу.

— А почему вы не в университете? — спросил я строго.

— Не знаю, — беспечно отозвалась она. — Решила сегодня пропустить. Вам еще не надоело на пенсии? Домой не тянет?

— Еще не тянет, — ответил я. — Мне вообще иногда кажется, что все разговоры о русской ностальгии сильно преувеличены. Или, во всяком случае, не актуальны. Лет сто назад русскому дворянству было что терять и о чем тосковать. У него была история, дома, могилы предков. А что держит на Родине современного русского обывателя, который не знает отчества собственного дедушки?

— Это как-то слишком категорично, — проговорила она с сомнением. — Даже кошки привязаны к своему дому.

— Если судить по вашим словам, то этот ваш кот — недосягаемый идеал для современного русского обывателя, — хмыкнул я. — Кстати, о кошках. Я сейчас слушаю сумасшедших итальянских соловьев.

— Почему сумасшедших?

— Разве нормальным птицам придет в голову петь в начале ноября?

— Наверное, нет, — согласилась она. — Но, может быть, это жаворонки?

— Почему жаворонки? — удивился я. — Соловьи... Я отодвинул трубку подальше и еще прислушался.

— Точно, соловьи, — заверил я ее.

— Я просто хотела пошутить, — смутилась Настя. — Должно быть, не очень удачно. «То жаворонок пел, не соловей», — процитировала она. — Это из «Ромео и Джульетты».

— Да ну вас с вашим Шекспиром! — буркнул я сердито. — Я уж было испугался, что соловья от жаворонка не отличаю. Теперь я точно на вас не женюсь.

— Это очень великодушно с вашей стороны, — заметила она жизнерадостно.

— А вот за это вы будете наказаны со всей строгостью, — пообещал я. — Я не позвоню вам до вечера. Сидите в обнимку со своим занудным Диккенсом. Кстати, сказать вам, чем там все заканчивается?

— Не надо, — ответила она. — Я уже и так знаю. Я же второй раз читаю. Но спасибо за заботу.

На два часа дня у меня были заказаны билеты в галерею Уффици. В раннем детстве, лет в семь или восемь, я влюблялся в женщин на полотнах Боттичелли, как другие мальчишки влюблялись в актрис. И сейчас, перед походом в галерею, с ее собранием картин Боттичелли, которые я когда-то знал наизусть по репродукциям, мне даже захотелось купить цветы, словно я отправлялся на свидание.

По дороге у меня зазвонив мобильный телефон.

— Его нет! — быстро сообщил я, прежде чем на том конце трубки кто-то успел откликнуться. — Когда будет, не знаю. Просил ничего не передавать.

И отключился. Телефон зазвонил снова. Он трезвонил и трезвонил.

— Пенсионер Решетов слушает, — вздохнул я.

Это был Виктор. Голос у него был какой-то придушенный. Не то из-за плохой связи, не то из-за того, что он уже успел набраться на радостях.

— Андрей, ты? Немедленно возвращайся! — взывал он откуда-то из-под земли.

Я только усмехнулся в ответ.

— Ты слышишь меня? Срочно!

Потом в трубке что-то забулькало. Я разобрал только фамилию Храповицкого. Остальное было невнятно. Видимо, он рассказывал что-то про назначение.

— Меня это не интересует! — ответил я лениво. — Ну, то есть абсолютно. Между прочим, ты в курсе, чем заканчиваются «Большие надежды»?

Он опять забулькал. Я отошел с тротуара на середину дороги, и слышно стало получше. Зато солнце било прямо в глаза.

— Что ты говоришь? — спросил я.

— Вову взяли, — ответил он хрипло.

— Что? — не понял я.

— Храповицкого арестовали, — повторил Виктор. — Только что.

— Вылетаю, — сказал я. И положил трубку.

Продолжение следует.