Читать книгу - "Король лжи - Джон Харт"

– Где я?

– Это баптистская больница. В Уинстон-Сейлеме.

– Что с Барбарой? – спросил я.

– Ваша сестра может сообщить вам то, что вы хотите знать. Постарайтесь успокоиться. Я вернусь через час. – Он обратился к Джин: – Не утомляйте его. Он пока еще слаб.

Джин вновь появилась у кровати. Ее лицо было одутловатым, вокруг глаз темные круги.

– Ты выглядишь утомленной, – проговорил я. Она печально улыбнулась.

– Ты тоже.

– Этот год оказался жестоким, – сказал я, и она рассмеялась, а затем отвернулась.

– Прости меня, Ворк. – Ее слова ломались, и казалось, что их острые края резали ее. Лицо Джин покраснело, из глаз потекли слезы. Плач перешел в рыдание.

– За что?

– За все, – сказала она, и я знал, что эти слова были просьбой о прощении. – За ненависть к тебе. – Ее голова склонилась, и, сделав невероятное усилие, я коснулся ее. Нашел ее руку и попытался сжать.

– Ты тоже прости меня, – прошептал я. Хотелось сказать больше, но мне снова сдавило горло, и мы долго сидели так в сладостно-горькой тишине. Она держала мою руку, а я смотрел поверх ее головы. Мы не могли возвращаться к той дороге, которая была уготована нам; то место было садом, который остается в прошлом. Но, глядя на нее, я как никогда прежде ощутил близость к нашему детству. И она чувствовала это тоже, как будто мы вернулись в то время когда извинения имели значение и надувные шары были просто улетающим словом. Я увидел это в ее глазах, когда она посмотрела.

– Ты заметил, сколько у тебя цветов? – спросила она с робкой, ломкой улыбкой.

Я смотрел, как Джин прошла, и впервые увидел комнату. Цветы были повсюду, множество ваз с открытками.

– Вот открытка от местной коллегии адвокатов – все адвокаты графства подписали ее. – Она вручила мне открытку, но я не хотел ее брать. Я все еще видел, как эти люди смотрели на меня в суде, готовые осудить.

– Что с Барбарой? – поинтересовался я, и Джин положила открытку обратно на стол. Ее взгляд блуждал по комнате, и я собрался повторить вопрос.

– Ты уверен, что готов говорить об этом?

– Я должен.

– Она арестована.

Во мне бушевали смешанные чувства: и облегчение, и отчаяние; мне продолжало казаться, что ее предательство было сном.

– Как? – спросил я.

– Тебя нашла Миллз. В тебя стреляли дважды – в грудь и в голову. – Ее взгляд пополз вверх, и я притронулся к своей голове. Она была перевязана. – Пуля, попавшая в грудь, прошла через легкое. Второй выстрел только слегка задел голову. Сначала она думала, что ты мертв. Ты и был почти мертв. Она вызвала «скорую», и тебя отвезли в окружной госпиталь графства. В конце концов перевезли сюда.

– Так что с Барбарой?

– В санитарной машине ты пришел в сознание и сумел сообщить Миллз, кто в тебя стрелял. Она арестовала Барбару через два часа.

Голос Джин стих, она отвела взгляд.

– В чем дело? – Я знал: было что-то еще.

– Она обедала в местном клубе, как пи в чем не бывало. – Ее рука накрыла мою руку. – Мне жаль, Ворк.

– Что еще? – Мне необходимо было перейти к следующему. Я представил мою жену так ясно – потягивающей белое вино с наклеенной на лицо фальшивой улыбкой. Обед с девочками.

– Они нашли оружие в вашем доме, спрятанное на цокольном этаже вместе со значительной суммой денег и драгоценностями мамы.

– Надеюсь, Миллз не подумает, что это я положил их туда и выстрелил в себя. – Я не мог удержать горечь в своем голосе.

– Она чувствует себя ужасно, Ворк. Миллз была здесь много раз и не боится признать свою ошибку. Она хотела, чтобы я сказала тебе: она сожалеет об этом.

– Миллз сказала это?

– И оставила кое-что для тебя. – Джин встала и прошла через комнату.

– Когда она возвратилась, в руках у нее была стопка газет.

– Больше всего местных. Некоторые из Шарлотт. Ты хорошо выглядишь на снимке. Миллз даже принесла публичное извинение. – Она взяла верхнюю газету в стопке. Я увидел фотографию Барбары, которую выводили из полицейской патрульной машины. Она была в наручниках и пыталась спрятать лицо от камеры.

– Положи их вниз, – попросил я.

– О'кей. – Она сложила газеты на полу возле кровати, и я закрыл глаза. Фотография Барбары всколыхнула во мне боль от ее предательства. Некоторое время я не мог говорить. Когда я наконец посмотрел на Джин, ее глаза были словно закрыты завесой, и мне было интересно, что она видела.

– Ты знаешь? – спросил я.

– О Барбаре и папе?

Я кивнул.

– Да, знаю. И не смей приносить извинения.

Я промолчал: что бы я ни сказал, это ничего не могло изменить. Теперь это стало частью нас, так же как цвет моих волос, который достался мне от него по наследству.

– Он был ужасным человеком, Джин.

– Но теперь он ушел, поэтому позволь положить этому конец.

Я согласился, хотя сознавал, что конца не будет. Его присутствие среди нас было, подобно запаху мертвого, но не погребенного.

– Хочешь еще льда? – спросила Джин.

– Было бы хорошо.

Она кормила меня льдом, и, когда ее руки появлялись передо мной, я видел свежие шрамы на запястьях, тугие и розовые, как будто кожа на венах была сильно натянута, чтобы лучше их защитить. С Джин мы никогда этого не делали, но я подумал, что, возможно, неплохо было бы нам помолиться.

– У меня все хорошо, – произнесла она, и я понял, что она поймала мой взгляд.

– Действительно?

Она улыбнулась и снова села.

– Ты продолжаешь спасать мне жизнь, – сказала она. – Значит, она должна представлять какую-то ценность.

– Не шути, Джин. Так не шутят.

Она вздохнула, отклонилась назад, и на мгновение мне показалось, что я вспугнул ее. Граница между нами была неопределенной, и я не хотел переступать через лее. Но в голосе Джин не было никакого негодования, и я понял, что она обо всем подумала и требовала от меня понимания.

– У меня ощущение, будто я иду через длинный темный туннель, – откликнулась она. – Если встать прямо, он уже не пугает, словно какая-то часть внутри меня освободилась. – Она сцепила руки и затем разжала их. – Трудно объяснить, – вздохнула она, но мне казалось, что я понял. Эзра ушел; возможно, это и было освобождением. Но в мои обязанности не входило устроить жизнь Джин. Она сама должна была это сделать, и, глядя на ее улыбку, я подумал, что истина у нее внутри.

– А как же Алекс? – спросил я.

– Мы уезжаем из Солсбери, – сообщила она. – Нам надо найти свое собственное место.