Читать книгу - "Это же Патти! - Джин Уэбстер"

– Безобразие! – воскликнула Присцилла.

– Возмутительно! – заявила Конни.

– Оскорбительно! – добавила Патти.

– Поселить нас врозь на четвертом году учебы, после того как мы прожили вместе три предыдущих года…

– И нельзя сказать, чтобы мы вели себя чересчур плохо в прошлом году. Полно девочек, которые получали гораздо больше замечаний.

– Только наши прегрешения, пожалуй, больше бросались в глаза, – признала Патти.

– Но последние три недели мы вели себя очень хорошо, – напомнила Конни.

– А видели бы вы мою новую соседку по комнате! – простонала Присцилла.

– Не может быть, чтобы она была хуже, чем Айрин Маккаллох, – отозвалась Конни.

– Гораздо хуже!.. Ее отец – миссионер, и она выросла в Китае. Зовут ее Керенгаппух Херси. Имя ей дали в честь младшей дочери Иова[1]. И она не видит в этом ничего смешного!

– Айрин Маккаллох, – мрачно сообщила Конни, – прибавила за лето двадцать фунтов. Теперь она весит…

– А видели бы вы, с кем придется жить мне! – с негодованием воскликнула Патти. – Ее зовут Мей Мертл Ван Арсдейл.

– Керен постоянно сидит за учебниками и рассчитывает, что я буду ходить на цыпочках, чтобы обеспечить ей возможность сосредоточиться.

– Слышали бы вы болтовню Мей Мертл! Она сказала, что ее отец финансист, и поинтересовалась, чем занимается мой. Я сказала ей, что он судья и что его главное занятие – сажать финансистов в тюрьму. Она назвала меня дерзким ребенком. – Патти вяло усмехнулась.

– Сколько же лет ей самой?

– Девятнадцать, и ей уже дважды делали предложение.

– Ого! С чего это она выбрала наш пансион?

– Ее отец и мать сбежали от своих родителей и поженились, когда им было девятнадцать, и они боятся, что она унаследовала их склонности. Так что они выбрали нашу Св. Урсулу – хорошую церковную школу со строгими правилами. Мей не знает, как ей вообще удастся укладывать волосы без помощи горничной. У нее ужасные предрассудки насчет лунных камней. Она носит только шелковые чулки и терпеть не может салаты с рубленым мясом. Мне придется учить ее, как застилать кровать. Она всегда плавает в Европу на судах компании «Уайт Стар».

Патти приводила подробности в том порядке, в каком они ей вспоминались. Подруги слушали сочувственно, а затем добавили еще кое-что о собственных огорчениях.

– Айрин весит сто пятьдесят девять фунтов шесть унций[2]– и это без одежды! – сообщила Конни. – Она привезла с собой два чемодана, битком набитых сластями, и попрятала все это по углам в нашей комнате. Последнее, что я слышу, погружаясь в сон, – это как Айрин хрустит конфетами. И тот же звук первым доносится до меня, когда я просыпаюсь утром. Она никогда ничего не говорит; она постоянно жует. Иметь такую соседку – все равно что жить в одной комнате с коровой. А до чего милая компания в соседних комнатах! Малыш Маккой занимает комнату напротив, и шума от нее больше, чем от десятка ковбоев. А за стенкой – новая девочка-француженка. Вы, наверное, ее видели: хорошенькая девчушка с черными косами.

– С виду она кажется довольно желанной соседкой, – заметила Патти.

– Была бы желанной, если бы умела говорить, но она знает не больше полусотни английских слов. В одной комнате с ней живет Харриет Гладден, вечно унылая и вялая, как какая-нибудь устрица, а в конце коридора – Эвелина Смит. Вы же знаете: она полнейшая идиотка.

– Ох, просто жуть! – согласились собеседницы.

– Во всем виновата Лорди, – сказала Конни. – Вдова ни за что не разлучила бы нас, если бы в это дело не встряла Лорди.

– А теперь мне придется жить здесь, в Восточном крыле, под ее надзором! – застонала Патти. – Вам-то хорошо: у вас там Мамзель и Уоддамс, кроткие и простодушные, сущие агнцы, но в Восточном крыле девочки даже чихнуть не могут без того, чтобы Лорди…

– Тсс! – предостерегающе прошептала Конни. – Она идет.

Преподавательница латыни, проходя по коридору, задержалась у открытой двери. Конни с трудом выбралась из кучи платьев, книг и диванных подушек, в беспорядке сваленных на кровать, и вежливо встала. Патти соскользнула с металлической спинки кровати, а Присцилла слезла с крышки сундука.

– Хорошо воспитанные девушки не взгромождаются на спинки и ручки мебели.

– Разумеется, мисс Лорд, – пробормотали все три в унисон, серьезно глядя на нее широко раскрытыми глазами. В прошлом они не раз имели приятный случай убедиться, что больше всего ее раздражает выраженное улыбкой согласие.

Мисс Лорд обвела комнату критическим взглядом. Патти все еще была в дорожном платье.

– Надень форму, Патти, и кончай распаковывать вещи. Завтра утром рабочие унесут все сундуки вниз, в кладовую.

– Хорошо, мисс Лорд.

– Присцилла и Констанс, почему вы не на улице в такую хорошую осеннюю погоду? Все остальные девочки гуляют.

– Но мы так давно не видели Патти, а теперь, когда нас разлучили… – начала Конни, уголки ее рта печально опустились.

– Я надеюсь, это изменение благотворно отразится на вашей учебе. Вы, Патти и Присцилла, собираетесь в колледж и должны понимать, как важна основательная подготовка. От того, насколько прочным окажется фундамент, который вы заложите здесь, будут зависеть ваши успехи в последующие четыре года… и успех всей вашей жизни, если можно так выразиться. У Патти хромает математика, а у Присциллы – латынь. Констанс могла бы поработать над своим французским. Давайте посмотрим, на что вы способны, когда действительно постараетесь.

Она коротко кивнула всем троим и удалилась.

– «В школе познаем мы радость и учебы, и труда», – с иронически преувеличенной серьезностью пропела Патти, роясь в сундуке в поисках синей юбки и матросской блузы с вышитыми золотом на рукаве буквами «Св. У.».

Пока она переодевалась, Присцилла и Конни занялись перекладыванием содержимого ее сундука в комод, небрежно рассовывая вещи в том порядке, в каком они попадались под руку, – но заботливо свертывая и расправляя все, что оказывалось на самом верху. Перегруженная работой молодая учительница, на которую был возложен неблагодарный труд каждое субботнее утро инспектировать состояние шестидесяти четырех комодов и шестидесяти четырех стенных шкафов, была, к счастью, доверчива по натуре. Она никогда не заглядывала под верхний слой.

– Лорди совсем ни к чему поднимать такой шум из-за моей успеваемости, – сказала Присцилла, хмуро глядя перед собой поверх охапки одежды, которую держала в руках. – Я сдала хорошо всё, кроме латыни.