Читать книгу - "Санкта-Психо - Юхан Теорин"

– Хочу вам рассказать – мы в «Полянке» поговорили вчера немного после вашего ухода… то есть я и персонал школы. Очень полезный разговор. Потом я вернулся в клинику, подумал, поговорил с руководством… в общем, мы приняли решение.

– Да?

– Я хотел спросить: можете ли вы приехать? Обсудим условия… и хорошо, если бы вы приступили к работе уже в этот понедельник.

Жизнь иногда меняется мгновенно. Три дня спустя Ян вернулся в Валлу – город, которому предстоит стать его новым домом. Но с домом пока что не складывалось.

Он стоял в тесной прихожей. Квартира забита мебелью и большими картонными коробками. Трешка в одном из немногих многоквартирных домов.

– Жильцы у нас в основном пожилые. – Между штабелями коробок к нему пробралась тетушка с серебряными волосами. Такая маленькая, что Яну пришлось наклониться. – Семей с детьми почти нет… все тихо и мирно.

– Хорошо… – Он прошел в комнату.

– Четыре тысячи сто, – сказала хозяйка. – Контракт второй руки, сами понимаете. Я почти ничего не добавляю к тому, что сама плачу, так что торговаться бессмысленно… зато квартира полностью меблирована.

– О’кей.

Полностью меблирована? Мягко сказано. Скорее, замеблирована. Ян никогда не видел столько барахла в одной квартире. Стулья, шкафы и комоды стоят вдоль стен, как солдаты в строю. Больше напоминает мебельный склад, чем квартиру. В какой-то степени это и есть мебельный склад. Мебель и картонные ящики принадлежат сыну этой тетушки, а он сейчас живет в Сундсвале.

Ян открыл буфет в кухне – батарея бутылок из-под рома, коньяка, водки и разнообразных ликеров. Все пустые.

– Это не мои, – быстро оправдалась хозяйка. – Остались после предыдущего жильца.

Он закрыл дверцу буфета:

– А кладовая есть на чердаке?

– Там стоят велосипеды внуков. Значит, вы заинтересовались?

– Так… немного.

Он уже говорил с квартирным бюро – в этом месяце свободных квартир не будет, а срок ожидания контракта первой руки больше полугода. В рубрике «Сдается» в местной газете нашлось только одно объявление – эта самая сверхмеблированная квартира.

– О’кей, я согласен, – сказал он.

Поев, Ян сел на поезд в Гётеборг. Взял из мастерской свой старенький «вольво», доехал до магазина ИКЕА и купил несколько картонных ящиков.

За выходные погрузил свою собственную мебель на прицеп и отвез на свалку. Ему уже тридцать, но у него почти ничего нет. Никакой собственности. И почти ничего, что ему хотелось бы сохранить, к чему бы он был привязан. Что ж… это тоже своего рода свобода – ничего не иметь.

Переехав в трехкомнатную, он распихал по углам хозяйкины коробки и картонки, что-то спрятал в гардероб, за диван и под диван. Более или менее похоже налом.

Он захватил свой наклонный мольберт. И почти двести листов комикса о герое, которого назвал Затаившимся. Он мусолит эту серию уже пятнадцать лет, но пообещал себе – здесь, в Валле, закончит ее. Финал уже виден: Великая битва Затаившегося с его врагами – Бандой четырех.

Понедельник девятнадцатого сентября выдался ясным и солнечным, даже бетонная стена вокруг Санкта-Психо выглядела не так мрачно. В четверть девятого утра Ян во второй раз прошел через стальные ворота.

Его принял главврач. С глазами у него на этот раз все в порядке, взгляд внимательный и даже пристальный.

– Поздравляю с первым рабочим днем, Ян.

– Спасибо за доверие, докт… Патрик.

– При чем здесь доверие? Вы оказались лучшим из соискателей.

И опять они прошли через анфиладу запертых дверей – на этот раз в отдел кадров. Ян подписал несколько бумаг. Теперь он – сотрудник клиники судебной психиатрии Санкта-Патриция.

– Вот и все, – пожал плечами Хёгсмед. – Пойдем теперь на ваше рабочее место?

– С удовольствием.

И опять через ряд дверей, опять через стальную калитку в грозной бетонной стене. Ян не удержался, чтобы не обернуться на Патрицию. По пути Хёгсмед прочел маленькую лекцию:

– Учреждение основано в конце девятнадцатого века, причем сразу было построено как больница для умалишенных… потом название сменилось. Здесь, кстати, широко применяли лоботомию и принудительную стерилизацию… но теперь все перестроено и модернизировано.

Ян машинально кивал, осматривался украдкой. Едва отошли от стены, поднял голову и опять увидел зарешеченные окна верхнего этажа. Он сразу вспомнил Рами и почему-то еще одно имя, названное таксистом: Иван Рёссель.

– А больные только на верхних этажах? – спросил Ян. – Или распределены по всему корпусу?

Хёгсмед предостерегающе поднял руку:

– Мы никогда не обсуждаем эти темы.

– Понимаю, – спохватился Ян. – Конечно, конечно… само собой. Я и не собирался ничего спрашивать о каком-то конкретном больном… просто интересно, сколько же их?

– Больше ста. – Главврач помолчал немного и продолжил уже не так жестко: – Интерес ваш мне вполне понятен… это очень по-человечески. Мало кому приходится близко сталкиваться с психиатрической клиникой.

Ян промолчал.

– Насчет нашей работы могу сказать вот что, – продолжил доктор. – Она далеко не так драматична, как многие представляют. Business as usual… обычная работа. В основном обычная. У большинства наших больных тяжелые психические расстройства, травматические переживания, навязчивые идеи. Потому они и здесь. Но! – Хёгсмед вновь поднял указательный палец. – Но! Это вовсе не значит, что больница забита выкрикивающими что-то нечленораздельное, вопящими и плачущими людьми. Наши больные спокойны и вполне способны на контакт. Они знают, почему они здесь, и я бы сказал, они этим довольны. У них не возникает даже мысли о побеге… ну, может быть, не у всех, но у подавляющего большинства. – Он открыл калитку детсада и задержался. – Могу сказать еще одно. Многие из наших больных страдают наркоманией, поэтому в клинике никакие препараты не используются.

– Вообще никакие? А лекарства?

– Лекарства мы применяем, но только по назначению врача, и они раздаются в строго определенных дозах… мы также ограничиваем телефонные контакты и сидение у телевизора.

– Развлечения запрещены?

– Ну что вы… бумага, карандаши без ограничений. Многие пишут или рисуют. Есть радио, большая библиотека… музыка, само собой.

Ян тут же вспомнил Рами с гитарой.

– И я уже говорил: если у наших пациентов есть дети, мы поощряем регулярное общение. И сами больные, и дети нуждаются друг в друге… чувство защищенности, семейные ритуалы, распорядок дня… У них в жизни не так много этого…

Хёгсмед открыл дверь и опять поднял указательный палец.

– Распорядок дня – решающий фактор в жизни человека. Так что можете себе представить важность вашей работы.