Читать книгу - "Ночной садовник - Джордж Пелеканос"

Полчаса спустя, Холидей сидел за рулем автомобиля в переулке Гуд-Лак-Эстейт. Рядом с ним лежал бинокль Т.К. Кука, отмычки и бутылка воды. На полу — большая емкость, в которую при необходимости он мог помочиться. В багажнике «линкольна» — фомка, аккумуляторный фонарь «Стримлайт Стингер» в стальном корпусе, который можно было использовать в качестве оружия, телескопическая полицейская дубинка с фрикционным затвором, комплект вороненых наручников, скотч, стофутовая рулетка, цифровой фотоаппарат, которым он не умел пользоваться, и другие полицейские приспособления.

Холидей поставил машину так, чтобы видеть одноэтажный, обшитый белым сайдингом дом Реджинальда Уилсона. «Бьюик» Уилсона был припаркован на подъездной дорожке.

У Холидея не было никакого конкретного плана. Он мог подождать, пока Уилсон совершит какую-либо ошибку и таким образом выдаст себя. Он мог проникнуть в дом, когда тот будет на работе, и попытаться найти улики. Может даже подбросить что-нибудь, что даст основание взять образец ДНК и позволит связать Уилсона с убийствами детей. Кук был уверен в его виновности, и этого Холидею было достаточно.

Он готов был просидеть здесь весь день и, если понадобится, весь следующий. Холидей позвонил Джерому Белтону, своему единственному работнику, и сказал ему, что некоторое время не появится на работе. Теперь он был свободен даже от этой обязанности. У него не было семьи, не было настоящих друзей, дома его не ждала любящая женщина. У него осталось только одно — это дело. Он здорово напортачил в своей жизни, но, может, хотя бы это дело сделает правильно. У него еще есть время.

Диего Реймон и Шака Уильямс шли по Третьей улице в южном направлении. У них не было настроения, и они ограничились одной игрой. После сидели, прислонившись к проволочной сетке забора, и просто разговаривали, вспоминая своего друга. Говорили о том, с какой тайной пришлось жить Асе, и какой он избрал выход. Диего, обещавший отцу никому не рассказывать о пистолете, сдержал слово и ничего не сказал Шаке. Потом они какое-то время сидели молча, глядя на тренирующихся «Испанцев», на людей, спокойно прогуливающихся по парку. Говорить было не о чем.

— Пожалуй, пойду домой, — сказал Диего.

— Почему? У тебя же нет домашнего задания.

— На следующей неделе я начну ходить в старую школу.

— Так это на следующей неделе, — сказал Шака. — Сейчас-то ты свободен.

— Я книгу начал читать, хочешь верь, хочешь нет, — сказал Диего. — Называется «Стойкость». Мне ее отец дал. Очень даже ничего.

— Брось, Диего. Сам знаешь, что придешь домой, уляжешься на диван и будешь смотреть «Краснокожих». Сегодня они играют в Далласе.

— Точно.

Парни миновали несколько небольших магазинов и возле парикмахерской ударили по рукам.

— Пока, чувак, — сказал Шака.

— До скорого.

Шака свернул на запад и направился к дому своей матери, левой рукой он вел мяч, правая была отведена за спину, так ему советовал тренер. Диего медленно поднимался по Риттенхаус, к желтому, в колониальном стиле зданию, которое было его единственным домом.

Мама сейчас готовит ужин или дремлет на диване в гостиной — «дает передышку своим глазам», как она это называет. Алана у себя в комнате читает книжку с картинками или воспитывает кукол. Может быть, и отец уже вернулся домой. Тогда он сейчас сидит в кресле, смотрит игру «Ковбоев» и, грохоча кулаком по подлокотнику, ругает игроков. Волосы у него, наверное, растрепались, а черные усы смешно топорщатся.

Диего остановился на половине подъема. Машина отца стояла на улице, мамина «вольво» — на подъездной дорожке. Малиновый велосипед Аланы, украшенный лентами, стоял на крыльце.

Все было так, как и должно. Диего подошел к дому и взялся за теплую от полуденного солнца ручку двери.