Читать книгу - "Медовый месяц в улье - Дороти Ли Сэйерс"

– Но, Питер…

– А потом он, весьма вероятно, – продолжал он, поглощенный технической стороной вопроса, – потерпит неудачу в суде из-за нехватки доказательств. Разве что…

– Но, Питер! Ты же не скажешь Кирку про Крачли и мисс Твиттертон!

– Конечно, он должен узнать. Это же факт. Вопрос в том, поймет ли он…

– Питер, нет! Так нельзя! Бедная женщина и ее жалкий роман – об этом нельзя рассказывать полиции, это слишком жестоко. Полиции, господи ты боже мой!

Тут он впервые осознал, что говорит.

– Ох. Я боялся, что до этого дойдет, – тихо произнес он, отвернувшись к огню. – Нельзя скрывать улики, Гарриет, – сказал он через плечо. – Ты сама велела мне делать свое дело.

– Тогда мы не знали этих людей. Она сказала мне по секрету. Она… она была мне благодарна. Доверилась мне. Нельзя пользоваться людским доверием, чтобы затянуть петлю у человека на шее. Питер… – Он стоял, уставившись в огонь. – Это омерзительно! – в ужасе выкрикнула Гарриет. Ее волнение разбивалось о его непреклонность, как волна о камни. – Это… это жестоко…

– Убийство жестоко.

– Я знаю, но…

– Ты видела, как выглядят убитые. Я видел тело этого старика. – Он обернулся и посмотрел ей в лицо. – Жаль, что мертвые так тихо себя ведут, – их легче забыть.

– Мертвые мертвы. А нам надо хорошо относиться к живым.

– Я о живых и думаю. Пока мы не доберемся до истины, в этой деревне каждая живая душа будет под подозрением. Хочешь, чтобы Селлона повесили из-за нашего молчания? А Крачли нужно оставить под подозрением, раз преступление больше некому приписать? И пусть все живут в страхе, зная, что кто-то из них – убийца?

– Но доказательств нет! Нет!

– Есть факт. Мы не можем перебирать. Кто бы ни пострадал, истину нужно установить. И больше ничего ни черта не значит.

Этого она не могла отрицать. В отчаянии она спросила напрямик:

– Но разве обязательно своими руками?..

– А! – сказал он изменившимся тоном. – Да. Я дал тебе право спрашивать об этом. Выйдя замуж за меня и мою работу, ты обвенчалась с бедой.

Он протянул руки, как бы прося ее посмотреть на них. Странно, что это те же самые руки, что прошлой ночью… Их спокойная сила завораживала. Моим рукам-скитальцам дай патент обследовать весь этот континент…[252]У него такие нежные и опытные руки… Что это за опыт?

– Эти палаческие руки[253], – сказал он, глядя на нее. – Но ты это знала, не так ли?

Конечно знала, но… Она выпалила правду:

– Тогда мы не были женаты!

– Не были… Большая разница, да? Ну, Гарриет, теперь женаты. Связаны узами. Боюсь, настала минута, когда кому-то надо уступить – тебе, или мне, или… или узам.

(Так скоро? “Твой, целиком и навеки” – он ее, или грош цена всему доверию.)

– Нет. Нет!.. Любимый, что с нами происходит? Что случилось с нашей гармонией?

– Разрушена. Тому виной насилие. Стоит ему начаться, и конца не будет. Рано или поздно оно доберется до всех нас.

– Но… так не должно быть. Мы можем этого избежать?

– Только убежав. – Он уронил руки в жесте бессилия. – Может быть, лучше нам убежать. Я не вправе втягивать в этот хаос женщину, в особенности жену. Прости меня. Я так долго был сам себе хозяин, что, должно быть, забыл смысл слова “обязательство”. – Ее побелевшее лицо поразило его. – Нет, дорогая моя, не расстраивайся так. Только скажи, и мы тут же уедем. Оставим это скверное занятие и больше никогда не станем вмешиваться в подобное.

– Ты всерьез это предлагаешь? – недоверчиво спросила она.

– Конечно всерьез. Я же это сказал. – У него был голос побежденного человека.

Она ужаснулась тому, что натворила.

– Питер, ты безумен. Никогда не смей такое предлагать. Что бы ни вкладывалось в понятие брака, брак – не это.

– Не что, Гарриет?

– Нельзя позволять любви искажать свои суждения. Что ж у нас была бы за жизнь, если б я знала, что, женившись на мне, ты перестал быть собой?

Он снова отвернулся, а когда заговорил, голос его звучал странно:

– Дорогая моя девочка, большинство женщин сочли бы это триумфом.

– Знаю. Я их слышала, – сказала она с неожиданным даже для себя презрением. – Они этим хвастают: “Мой муж сделает для меня все, что угодно…” Это унизительно. Человек не должен обладать такой властью над другим человеком.

– Но эта власть реальна, Гарриет.

– Тогда, – горячо вскинулась она, – мы не будем ею пользоваться. В случае разногласий будем ссориться, как джентльмены. Нет супружескому шантажу.

Он минутку помолчал, прислонившись спиной к каминной трубе. Затем сказал с наигранной легкостью:

– Гарриет, у тебя отсутствует драматическое чутье. Ты хочешь сказать, что в нашей семейной комедии не будет больших постельных сцен?

– Именно. Никакой вульгарщины.

– Ну слава богу!

Внезапно его напряженное лицо расколола знакомая озорная улыбка. Но Гарриет была еще слишком напугана, чтобы улыбнуться в ответ.

– Не только у Бантера есть принципы. Ты должен делать то, что считаешь правильным. Обещай мне. Не важно, что думаю я. Клянусь, что никогда не буду пытаться на тебя повлиять.

Он взял ее руку и торжественно поцеловал:

– Спасибо, Гарриет. Вот это любовь и уважение. Они постояли немного. Оба понимали, что до стигли чего-то невероятно, вселенски важного. За тем Гарриет вернулась на землю:

– В любом случае ты был прав, а я не права. Это придется сделать. Во что бы то ни стало – как только мы докопаемся до истины. Это твоя работа, ее надо делать.

– Ну, при условии, что я способен ее делать. В данный момент я не на высоте.

– В конце концов ты окажешься на высоте. Все хорошо, Питер.

Он рассмеялся – и тут вошел Бантер с супом.

– Сожалею, что ужин опоздал, миледи.

Гарриет посмотрела на часы. Ей казалось, что пережиты нескончаемые годы. Но стрелки показывали четверть девятого. С того времени, как они вернулись домой, прошло всего полтора часа.