Читать книгу - "По ту сторону барьера - Иоанна Хмелевская"

Ночь я провела беспокойную.

Но не по вине Армана. Из-за Гастона. Заснуть не могла, все о нем думала, позабыла обо всех угрожающих мне опасностях, мечтала лишь о счастье с любимым. Вспомнились мне проведенные с ним ночи — хотя это будет лишь через сто пятнадцать лет, да какое это имеет значение? — и совсем тошно сделалось. Как мне хотелось, чтобы он был здесь, со мной!

Нет, никак не заснуть! Ворочалась на своих перинах с боку на бок, на минуту засыпала, тут же снился Гастон, и я опять просыпалась в тоске и печали. Никогда бы не подумала, что так можно любить! Чуть среди ночи не решилась отправиться на прогулку, в те места, где мы с Гастоном встречались, но дотянула до утра.

Уже рассветало, когда я верхом на Звездочке поскакала в знакомую рощу. Восход солнца застал меня уже там, и не знаю, кто из нас больше притомился — я или лошадка, от которой шел пар. Скачка, однако, помогла успокоиться, и я сообразила, какую совершаю глупость, подвергая себя опасности. Надо же — позабыла обо всем на свете, один Гастон в голове, все остальное не имело значения.

И все же домой я вернулась совсем успокоенная, во всяком случае внешне. Роман не отругал меня. Вскоре выяснилось — потому, что сам следил за Арманом и глаз с него не спускал, так что за меня был спокоен, а если он и нанял убийцу, то еще не подготовил ко всем моим выходкам.

А я на обратном пути решила: поеду в Варшаву вместе с Романом, сама лично встану столбом перед упрямым стряпчим и с места не сдвинусь без документа. В конце концов, кому угрожает опасность — мне? Так лучше мне и уехать.

Вот и получилось — нет худа без добра. Бессонная ночь, ранняя прогулка, а в результате время ушло, отъезд отложила на завтра, а тут пан Юркевич и заявился вдруг собственной персоной.

Подоспел как раз к позднему завтраку, так у меня стали называть ланч. С трудом заставила себя проявить гостеприимство и пригласить к столу, вместо того чтобы со скандалом наброситься на этого зануду. Любитель вкусно поесть, мой нотариус не отказал себе в этом удовольствии, после чего отвалился от стола весьма благостный.

Пригласила его в кабинет и только собралась наброситься, как выяснилось — нет повода, ибо зануда привез совсем готовое завещание. Документ, оформленный по всем правилам, никто не подкопается, остается лишь подписать. И не я, а он высказал недовольство: заставила, дескать, я беднягу много дней вести корреспонденцию с месье Дэспленом, дни и ночи просиживал, глаз не сомкнул, зато теперь все по закону и завещание действительно на обе страны — Польшу и Францию. А я написала уж такое бестолковое завещание, что просто сил нет! Ну, скажем, упомянула, что своим душеприказчиком назначаю пана Борковского. Так ведь это здесь, в Польше, а кого во Франции? Вот и этот вопрос пришлось утрясать с месье Дэспленом...

Поверенный еще что-то бубнил, но я не слушала. Плевать мне на все эти мелочи, я просто рвалась скорее подписать!

Сделала это при свидетелях. Одним был сам пан Юркевич, вторым, как по заказу, явился викарий, снова за деньгами для каких-то неимущих. Так он подмахнул не глядя и сразу отбыл, получив деньги.

И словно для того, чтобы торжество было полным, под конец судьбоносной процедуры явился с визитом Арман. Очень был удивлен нотариус, когда я пригласила постороннего в кабинет и в подробностях ознакомила его с только что оформленным моим завещанием, где все отписывала церкви. И еще заставила нотариуса подтвердить, не довольствуясь тем, что Арман собственными глазами увидел соответствующую запись в документе.

Опять надулся от обиды мой поверенный, но подтвердил, видимо решив отчитать меня потом, когда гость удалится. Арман же сохранил самообладание, надо отдать ему справедливость. Не изменился в лице, только глаза блеснули гневно, но тотчас взял себя в руки и даже похвалил за богоугодное деяние, правда насмешливо и с некоторым ехидством. Ну да мне это безразлично, главное — теперь я в безопасности, ничего мне он не сделает.

От радости я даже разрешила ему остаться подольше, только, во избежание сплетен, судорожно держала при себе панну Ходачкувну, а то опять станет разыгрывать из себя хозяина дома, намекая на некую несуществующую между нами близость, или действительно ухаживать примется. Что ему еще остается...

При ней он ничего такого себе не позволил и довольно скоро покинул мой дом, что меня даже удивило.

А потом пришло письмо от Гастона, отправленное им еще с дороги, и опять весь мир перестал для меня существовать. Запершись в будуаре, я читала и перечитывала дорогие строки, не оставлявшие ни малейших сомнений. Правда, в письме не было слов «Я тебя люблю», но все остальные слова говорили это яснее некуда. Я и не заметила, как пролетел час, три страницы выучила уже наизусть, а все не могла расстаться с письмом и вышла лишь к обеду.

После обеда Роман наедине проинформировал меня, что мы с ним как в воду глядели: этим утром Арман встретился с известным в околотке бандитом и наверняка подговорил того меня убить, потому как во второй половине дня в большой спешке и великом волнении разыскивал своего уголовника, наверняка для того, чтобы отменить заказ, ибо узнал о моем завещании.

Два таких счастливых события сразу — это уже слишком. От радости в голову пришло идиотское желание испробовать свои силы в конной езде по-мужски и в мужском седле. Впервые об этом я подумала, когда смотрела в двадцатом столетии какой-то фильм. Меня не пугало, что вместо привычной амазонки надену мужские брюки, на худой конец, обойдусь широченной юбкой, подколов ее булавками, чтобы получилось нечто вроде широких шаровар. Подумаешь, немного будут видны ноги, я же не в гости собираюсь, поезжу себе по лугу.

В кабинете мужа уже лет десять лежало мужское седло, я его незаметно под накидкой вынесла из дому и спрятала в часовенке, стоящей в конце сада, у калитки, выходящей в поля. Вернувшись, велела оседлать Черкеса. Звездочка и без того сегодня набегалась, а она понадобится мне завтра утром. На почтенном престарелом Черкесе я будто бы отправилась объезжать свои поля, а на самом деле забрала седло из часовни и отвезла подальше от людских глаз, спрятала в том самом шалаше дровосеков, который в эту пору пустовал. Снова вспомнился Гастон, здесь мы с ним встречались, ах...