Читать книгу - "Египтянин - Лейтон Грин"

– Говорю же, я… – выгнувшись от боли, она вцепилась в его ногу, – продержусь. Рискну. Это мне решать, а не тебе.

– Извини, – пробормотал Грей, – но я не согласен.

– А если жидкость не поможет?

– Тогда все остальное уже не будет иметь значения.

Грей опустил фляжку, а Вероника замотала головой из стороны в сторону.

– Ты меня любишь? – прошептала она.

Он держал фляжку на отлете, чтобы Веронике было не дотянуться. Она прикрыла рану ладонями.

– Любишь?

– Вероника, убери руки.

– Не уберу, пока не ответишь. Отвечай и не смей врать.

– Ты бредишь. Потеряла много крови.

– Не брежу я! – воскликнула Вероника. – И не пытайся вылить на меня эту штуку!

Рев двигателя джипа глушил некоторые слова, но Грей знал, что их разговор слышен всем и каждому. Спутники старались не смотреть на них с Вероникой.

Грей нежно погладил ее по щеке и заставил себя отринуть любые сомнения и мысли о Нье, зная, что иначе глаза его выдадут и отравят ответ. Вероника такого не заслуживала. Она заслуживала гораздо-гораздо большего, чем он мог ей предложить.

– Эй, – сказал он, с улыбкой склоняясь к ней и все так же поглаживая по щеке, – ну конечно, я тебя люблю.

Вероника повернула голову и пристально посмотрела на него. Она больше не сопротивлялась и лишь тихонько заплакала, когда Доминик отодвинул ее ладони. Грей вылил половину содержимого фляжки прямо в рану. Жидкость не шипела, не пузырилась, не было вообще никаких внешних проявлений действия снадобья. Грей попытался сдвинуть Веронику, чтобы обработать входное отверстие, но журналистка скривилась от боли. Джакс заметил это и наклонился, чтобы помочь.

– Поверни ее на бок, – попросил Грей, – только осторожно.

Вдвоем они сумели переложить Веронику так, чтобы опорожнить фляжку прямо на уродливую дырку, зияющую в спине. Остаток жидкости просочился в рану.

Грей и Джакс вернули Веронику в первоначальное положение. Доминик снова принялся гладить ее по голове, и по щекам у Вероники тихо катились слезы. Грей целовал ей лоб, глаза, губы, целовал каждую слезинку. Целовал, пока она не заснула.

* * *

Грей неотрывно смотрел на нее, а джип летел по золотистым волнам барханов. Потом Доминик оглянулся и увидел, что Джакс присел в неудобной позе, обхватив одной рукой запаску, а другой держась за штангу. Наемник кивнул на Веронику:

– Как она?

– Кровотечение остановилось, – ответил Грей, – и вроде она уже не такая зеленая. Стабилизировалась пока что.

– Как это?

– Чтоб я знал!

Джакс тихо выругался, глянул на рану журналистки и покачал головой.

– Одержимость. В краткосрочной перспективе она нас освобождает, но в конце концов уничтожает.

Грей коснулся тыльной стороной руки лба Вероники. Температура спа́ла, но все еще держалась.

– Почему ты вернулся?

– Выхода найти не сумел, – хохотнул Джакс, – и прикинул, что с вами у меня больше шансов выбраться. Вспомнил, кого мы с тобой нашли на каталке, и план сам придумался. Ну а дальше ты знаешь.

– Ты не слишком долго искал выход, – заметил Грей.

– Кончай себя дурить. Я руководствовался только собственной выгодой.

– Вот уж вряд ли.

Джакс фыркнул.

Дальше они ехали в молчании. Грей попытался вытянуться, но мешала одежда, оказавшаяся под ногами. Он поднял и увидел, что это светло-голубая куртка, которая была на Стефане вечером в Каире. Сжав куртку, Доминик закрыл глаза. Потом снова открыл и заметил уголок конверта, выглянувшего из внутреннего кармана. На конверте значилось имя Грея. Мгновение помедлив, Доминик извлек листок бумаги, исписанный корявым почерком.

Дорогой друг,

надеюсь, мне никогда не придется отправить тебе это письмо. Ведь в противном случае ты сразу поймешь: я был с тобой нечестен. Больше того, я тебя предал.

Так и есть, о чем я ужасно сожалею.

Правда в том, что смерти я боюсь больше, чем жизни. Мне очень страшно, мой друг. Я не верю в Бога, не верю ни во что. Понимаешь ли ты, что значит умереть? Тело станет разлагаться и кормить червей под землей. Честь, дружба, любовь, семья, истинное, ложное – все это больше не будет иметь значения.

Я не могу обратиться в прах, друг мой. Не могу.

Может быть, ты меня не поймешь. Может, тебе повезло обрести веру или познать ценность короткого отрезка времени, в который укладывается человеческая жизнь. Для меня все по-другому. За спиной я вижу лишь разбитые иллюзии юности, а впереди – зеркало без отражения.

Я предал тебя ради того, чтобы наша дружба и все остальные дружбы на свете, всё то, что мы получили от космической невозможности, которую представляет собой жизнь на этой планете, могло просуществовать куда дольше, чем смехотворно короткий фрагмент времени, подаренный нам природой. Разве это не самая ироничная и жестокая из всех шуток? За время, что нам дано, мы как раз успеваем осознать, сколько придется потерять. Я не стану просто стоять и смотреть, как жизнь уплывает от меня. Я…

Письмо было не закончено и не подписано. Грей спиной почувствовал взгляд, обернулся и увидел, как отвел глаза Джакс. Скомкав листок, Доминик выбросил его из машины.

– Извини за любопытство, но я ведь тоже торчу тут, и смотреть мне особо некуда… – пояснил наемник.

– Об этом не переживай, – отмахнулся Грей.

– И ты тоже не переживай. – Джакс показал глазами на подхваченную ветром записку.

– Я думал, он друг, – пробормотал Грей, снова гладя по голове Веронику. Ему очень хотелось, чтобы она выжила.

– Поступок Стефана ни хрена меня не удивил, – заявил Джакс. – Я давно потерял веру в людей. – Он сгорбился и сложил ладони ковшиком, чтобы прикурить на ветру. – Но вот что я тебе скажу, братан: после знакомства с тобой эта самая вера отчасти ко мне вернулась. Но только совсем чуть-чуть, сечешь? Самую капельку.

Грей не ответил.

66

Доминик брел по мощеной улице, и черная ветровка защищала его от пражского холода. Он добрался до деревянной двери, на которой была вырезана растущая из черепа пшеница, открыл ее и вошел.

Виктора он заметил возле стойки бара, они тепло обнялись. Грей бросил рюкзак у стены и сделал большой глоток пива из кружки, которую поставила перед ним барменша.

– Еще раз прошу прощения за то, что мне пришлось так спешно уехать из Каира, – сказал Виктор. – Как Вероника?

– Лучше всех на Манхэттене, – ответил Грей.

– Когда я снова увижу ее в добром здравии?

– Надеюсь, что скоро, хотя точно не знаю.

Радек поднял бровь, и Доминик пояснил:

– Едва она пошла на поправку, сразу перестала отвечать на мои звонки.

– Понятно.

Грей окинул бар взглядом.