Читать книгу - "Книга воздуха и теней - Майкл Грубер"

За всеми треволнениями я и думать забыл о поручении, которое сам дал Нико, однако, к сожалению, мне хорошо известна склонность моего сына к навязчивым идеям. Она делает его похожим на фею, танцующую на морском берегу. Я обнаружил его в компьютерной комнате, где он на длинном столе раскладывал рядами страницы, следя за тем, чтобы они ложились очень ровно, на одинаковом расстоянии друг от друга. Некоторое время я просто разглядывал, что он делает, а потом спросил:

— Нико? Имоджен говорит, ты что-то нашел для меня. На Брейсгедла?

— Да.

Одно из преимуществ найма розыскной фирмы состоит в том, что они, в конце концов, приходят, излагают, что им удалось выяснить, получают свой чек и исчезают. С Нико дело обстоит иначе: он рассказывает всю историю поиску, с массой утомительных деталей, с самых первых шагов, с объяснением цепочки логических рассуждений, на какой стратегии он остановился, к каким источникам прибегал, какие ложные тропки исследовал и отбросил; и все до единого факты, какие он обнаружил. Будучи обычным человеком, я просто суммирую: у нашего Брейсгедла имелся сын, тоже Ричард. Он выжил, женился и родил семерых детей, из коих лишь пятеро дожили до совершеннолетия. Все они были женаты и имели детей. Мужчины тяготели к морю и военной службе, кто-то из них в конце семнадцатого века и в восемнадцатом дослужился до офицерского звания. Один из Брейсгедлов командовал батареей в армии Вулфа на равнине Авраама близ Монреаля, другой стал капитаном стрелков при Плесси. Были среди них и китобои, и работорговцы, но главное то, что последний потомок нашего Ричарда умер в 1923 году от раны, полученной на Первой мировой.

Что ж, моя идея была хороша, но успеха не принесла: я-то надеялся, что где-то в лофте семьи Брейсгедлов хранится коробка со старыми бумагами, а в ней лежит себе пьеса Шекспира, и никто о ней ничегошеньки не знает. Я посмотрел на сына, на его бесполезные труды и почувствовал укол сожаления и даже желание обнять мальчика. Но у меня хватило ума сдержаться.

— Ну, что поделаешь, Нико, — сказал я. — Стоило попытаться, верно? Ты не заметил никаких русских мафиози поблизости?

— Нет. Только двое черных парней все время околачиваются. У одного белый «форд-эксплорер», нью-йоркский номер HYT-шестьсот двадцать, у другого зеленый «пейсер», нью-йоркский номер IOL-восемьсот семьдесят один. Я не закончил с потомками. Я рассказал только о мужчинах.

— Есть и женщины?

— Да. Примерно половина потомков — женщины. Трое детей сына Брейсгедла, Ричарда, были женского пола. Самая старшая, Люсинда-Анна, в тысяча шестьсот восемьдесят первом году вышла замуж за Мартина Ливса…

И так далее в том же духе. Должен признаться, я не вслушивался. Находиться рядом с Нико — как сидеть у журчащего ручья. Действует успокаивающе. Я думал о предстоящей встрече с русским, о своем провале сегодня днем, о том, где и когда произойдет мое следующее сексуальное приключение; но подо всем этим пульсировала мучительная рана, нанесенная Мирандой Келлог. Рассказ Нико подошел к концу. Он собрал пачки бумаг, аккуратно сложил и сказал, чтобы я забрал их с собой, потому что его мать говорит, что у него накопилось и без того слишком много распечаток, а генеалогия Брейсгедла его больше не интересует. С этими словами он отвернулся к экрану, натянул наушники и исчез из нашего мира. Я нашел большой конверт, набил его бумагами и ушел. Я не видел и не пытался найти Амалию, хотя чувствовал ее присутствие.

«Распутин» — небольшая сеть заведений быстрого питания, основанная двумя русскими иммигрантами; одна из бессчетных попыток изобрести замену пицце. Там подают разнообразные пироги, борщ, русские кондитерские изделия и крепкий чай в высоких стаканах. Оформление в духе расцвета Советского Союза: плакаты в стиле социалистического реализма, кафельный пол, официантки в крестьянских рубахах и юбках, испускающие пар самовары и атрибуты Красной армии. Меню написаны якобы кириллицей, с «R» задом наперед, и прочее в том же духе. Омар без пяти десять высадил меня у единственного подобного заведения на Манхэттене, на Лафайет-стрит; поставил «линкольн» на обочине и спрятался в нем — на случай, если наш гангстер попытается действовать грубо.

Внутри оказалось на диво приятно, воздух насыщен паром и запахами корицы и капусты. Я сел под портретом в резной раме (на нем был изображен безумный монах, давший имя заведению), спиной к стене, лицом к двери. Заказал чай и пару пирогов. Зал был заполнен наполовину — в основном местными жителями, которым надоели китайские, итальянские и прочие дорогие новомодные заведения. Сразу после десяти вошел человек и направился прямиком к моему столику. Я встал, мы обменялись рукопожатием. Он сел, с улыбкой оглядываясь по сторонам. Примерно моего возраста, с густыми волосами цвета «перец с солью», сильно выдающимся носом и умными, глубоко посаженными темными глазами. Одет в пальто с барашковым воротником и черный свитер с высоким воротом; на вид вполне светский человек.

Черт, какая разница, как он выглядел и во что одет? Я только что вернулся, обойдя свое хозяйство. Все утопает в тумане раннего утра. Тишина. Я проверил лодочный сарай, насосное отделение и гараж на два автомобиля, где находится взятый в аренду «кадиллак» — достаточно большой, чтобы вместить меня в качестве водителя. Понятно, почему эти чудища так популярны у грузных американцев. Рядом с моим автомобилем стоит «харлей-дэвидсон» Микки, купленный им вскоре после того, как я обзавелся мотоциклом; полагаю, он сделал это исключительно ради того, чтобы показать мне, что он тоже крутой парень, хотя я-то купил мотоцикл, поскольку не мог позволить себе автомобиль. Маленький завтрак, и вот я снова за клавиатурой.

Видимо, я вопросительно оглянулся по сторонам, потому что Шванов заметил это и спросил:

— Вы еще кого-нибудь ожидаете?

Я ответил, что всегда воображал, будто русских гангстеров сопровождает эскорт. Он рассмеялся, продемонстрировав зубы — весьма дорогие.

— Да, шесть бритоголовых в черной коже и две украинские шлюхи. Хотите? Могу позвать.

По-английски он говорил почти без акцента, только часто допускал ошибки в артиклях и путал местоимения, что характерно для людей, в чьем родном языке изменяются окончания слов. Он явно хотел поболтать, словно мы старые друзья, встретившиеся после недолгой разлуки. Я пошел ему навстречу, и мы поговорили о моей сестре, о ее легендарной карьере, о «Распутине». Он сказал, что был одним из первых инвесторов этого заведения, а я пошутил, что он делает предложения, от которых невозможно отказаться.

На этом месте его улыбка стала чуть напряженнее, и он сказал:

— Мистер Мишкин, я не знаю, что вы обо мне думаете, поэтому позвольте объяснить вам, чтобы между нами не возникло недопонимания. Я бизнесмен. В прежние времена я, как и все, работал на советское правительство, но вот уже пятнадцать лет как я бизнесмен. У меня есть интересы в России, на Украине, в Казахстане, в Израиле — и здесь. Какого рода у меня бизнес, желаете вы знать. Прежде всего, я инвестор. У кого-то есть идея, у меня есть деньги и связи. Связи очень важны в русском сообществе, потому что именно таким образом мы учились делать дела в прежние времена. Доверие, вы понимаете? Потому что у нас нет того, что вы называете деловыми стандартами, нет судебной системы и так далее. За то, что я вкладываю деньги, я получаю часть бизнеса, в точности как Нью-Йоркская биржа.