Читать книгу - "Книга воздуха и теней - Майкл Грубер"

С радостью сообщаю, что присутствовал на представлении пьесы «Сон в летнюю ночь», где играла моя дочь (огромный успех, кстати, она затмила всех) и меня не тошнило. Я, возможно, никогда не стану завзятым театралом, но с моим неврозом, по-видимому, покончено. Я провожу много времени с Нико. В основном я просто сижу рядом, но несколько месяцев назад он спросил, могу ли я научить его плавать и поднимать тяжести. Он по-прежнему не смотрит на меня прямо, но иногда не отшатывается, если я прикасаюсь к нему.

Пол вернулся в свою миссию. Он чувствовал себя подавленным и потрясенным смертью Микки Хааса, хотя я много раз повторял ему, что это моя вина, а не его. Мне нужно было лишь позвонить в полицию и рассказать им всю историю. Они начали бы расследование, и ложь Паско тут же выплыла бы на поверхность, а подлинность писем и пьесы не вызывала бы сомнений, и т. д. Проклятый Паско! Священник-американец приходит к нему и спрашивает: известно ли ему что-нибудь о подделке неизвестной пьесы Шекспира? Конечно же, он отвечает: да, отец, я сам это проделал, и за пятьдесят тысяч расскажу вам, как именно. И Пол попался на удочку; вот что значит быть слишком умным и слишком подозрительным.

Мири оставила свой бизнес. Пора признаться, что она поставляла высококлассных девушек по вызову, и Шванов имел к этому самое непосредственное отношение. Конечно, его арест сделал жизнь сестры чище. Теперь она много времени проводит с Полом, занимается благотворительностью. Выглядит она потрясающе и носит усыпанный драгоценностями крестик в любое время и со всеми своими нарядами.

Папа сумел скрыться в обычной для него манере. Теперь, после нашей встречи, я чувствую, что мысль о нем уже не разъедает мне душу, как раньше. Верю ли я в то, о чем он рассказал мне тогда в лимузине? Может быть. Пока не уверен, но мне кажется, я простил его.

Мне недостает Микки Хааса. Даже выдуманный лучший друг лучше, чем никакого. Все три его жены присутствовали на похоронах. Мы вели себя настолько фальшиво и цивилизованно, насколько это вообще возможно. Он до конца остался верен своей профессии и своему художественному чутью, кинувшись в огонь ради спасения того, что было ему дороже жизни. Много ли членов Ассоциации современного языка имеют право сказать о себе то же самое?

С Крозетти, похоже, все в порядке. Около недели назад я наткнулся на него и Кэролайн Ролли с детьми на набережной. Была суббота, и у меня только что закончился унылый обед с двумя типами — бывшими однокурсниками по юридическому факультету, приехавшими в город. Я стоял на улице, поджидая Омара и «линкольн», когда увидел эту компанию. Мы немного поболтали, ощущая некоторую неловкость. Кэролайн смыла черную краску с волос. Ее естественный цвет — светлый, такой она и явилась мне под видом Миранды, а глаза у нее ярко-голубые, а не виноградно-зеленые, чего она добилась с помощью окрашенных контактных линз, чтобы походить на Амалию. Ни капли былой привлекательности в ней не осталось. Они живут вместе в мрачной «артистической» части Бруклина, в очень милом лофте, купленном на деньги от продажи рукописи Брейсгедла. Вдобавок у Крозетти купили сценарий об истории с Брейсгедлом, чему помогла, как мне кажется, шумиха в прессе по поводу этого дела. Он надеется, что Джон Кьюсак сыграет его самого, хотя Уильям Херт, к несчастью, не сможет сыграть меня.

Я рассказал ему, что работаю сейчас над необъятным делом, связанным с интеллектуальной собственностью, поводом для чего послужила пьеса Уильяма Ш. «Мария, королева Шотландская». Ее рукопись является частью доказательств в деле «Общественность против Шванова (убийство и похищение)» и временно помещена в муниципальное хранилище, но после нашего спасения я оцифровал обугленные страницы, переведя их в разряд чисто интеллектуальной собственности — в цепочку слов. Этот текст, естественно, не в моей юрисдикции, поскольку я — основной претендент на него; от моего имени выступает Эд Геллер, и мы с ним снова добрые приятели. Мы сражаемся за свои права с британской короной. Таким образом, теперь я на одной стороне с Дж. Вашингтоном и другими отцами-основателями. Если дело решится в мою пользу, я, возможно, стану еще богаче. Рассказывая об этом Крозетти на шумной улице, я почувствовал укол вины. Таково мое новое ощущение морали, и, боюсь, оно будет входить в противоречие с моей профессиональной деятельностью. Я говорил Крозетти, что они с Кэролайн заслуживают существенной части суммы, что будет выручена от продажи пьесы, и им следует заглянуть ко мне в офис и обсудить эту проблему; но тут Омар лихо пересек три ряда и остановился точно у тротуара. Я спросил, не подвезти ли их. Они ответили: это же Бруклин; а я сказал, что не имеет значения. Они обменялись быстрыми взглядами, и по выражению их лиц я понял, что они не слишком жаждут находиться в моем обществе. Я стал настаивать, исключительно из вежливости, и Крозетти сказал:

— Бросьте, Джейк, это Чайнатаун.

— Спорю, — ответил я, — вы ждали десять лет, чтобы произнести такое в реальной жизни.

Он засмеялся, и мы все рассмеялись тоже.