Читать книгу - "Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик"

Этот возвышенный образ Марии Петровны Глинка нарисовал в своем сердце. Она приняла посвящение со слезами на глазах. Как и другие ее ровесницы, девушка была не чужда романтизма и, видя восторг музыканта, плакала искренне.

Мать Маши, Луиза Карловна, весь период «жениховства» находилась рядом, она тоже гостила у Стунеевых (напомним: другая ее дочь, Софья Петровна, была женой Алексея Степановича). Будущая теща считала складывающуюся партию неплохой. Она смотрела, конечно, практически: богат, знатен, принят в хороших домах. После сватовства Глинки она, правда, высказала ему пожелание: неплохо, если бы он еще устроился на постоянную службу – ведь это стабильная прибавка к доходу с имения.

Свадьба была назначена сразу же после завершения годичного траура по отцу. Глинка снял на месяц квартиру в Петербурге, а в конце мая молодые отправились в Новоспасское. Его представления о Машеньке как об ангеле и идеале постоянно находили подтверждения. Весь первый год Михаил радовался своей женитьбе и находил в жене все новые прекрасные качества: бережливость, склонность к порядку, доброту. В нем заговорил помещик – это была среда, в которой он вырос и в которой высоко ценились именно эти добродетели. «…Если бы Вы видели, как у нее все на своем месте в комоде, как долго хранятся самые безделки!» – писал он матери. Счастливым было и лето в Новоспасском.

«Ежедневно утром садился я за стол в большой и веселой зале в доме нашем в Новоспасском. Это была наша любимая комната; сестры, матушка, жена, одним словом, вся семья там же копошилась, и чем живее болтали и смеялись, тем быстрее шла моя работа. Время было прекрасное…» – писал Глинка.

Молодой человек, могущий уже назвать себя композитором, приступил к созданию оперы «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Работа шла хорошо, новое семейное положение только радовало. Жизнь обещала оставаться безоблачной.

Глава 4. Сэнсэй что-то знает?

Елена Семеновна обогнула дом со стороны улицы и подошла к Дашиному подъезду, когда от него отъезжала «скорая». Покрутив головой, она увидела и полицейский автомобиль, припаркованный чуть поодаль.

Дверь в квартиру Леоновых была не заперта. В прихожей, возле самой двери, сидел Сэнсэй – встречал Елену Семеновну. Не подошел, как обычно, не потерся о ноги, а сразу пошел впереди нее – повел в комнату.

Елена Семеновна была высокого мнения об уме Сэнсэя. Дашка подобрала его прошлой зимой во дворе. Начались морозы, и замерзший черный котенок сидел возле подъезда, смотрел на входящих жильцов умоляющими глазами, изредка негромко и отрывисто мяукая, что означало: «Возьмите меня в квартиру, а то замерзну совсем – вам стыдно будет!» Дашка взяла. Вырос Сэнсэй крупным, пушистым, как водится, себе на уме и очень сообразительным.

Но что же с Дашкой?

– Девушку увезли в Красный Крест, она в коме. Похоже, передоз, – ответил на ее еще не заданный вопрос сидящий на крутящемся стуле возле пианино полицейский. Он рассматривал ноты на пюпитре. – Здравствуйте, Елена Семеновна! – добавил он, повернувшись вместе со стулом к ней, и женщина узнала Полуэктова, своего соседа по другой квартире[2]. Теперь, когда Елена Семеновна живет в той однокомнатной в Чуриловском тупике, она иногда встречается с Полуэктовым и его женой Ириной за чаем, по-соседски. Впрочем, уже давно они не виделись: Шварц все лето провела здесь, на Бакунина, воспользовавшись отъездом на дачу Юркиного семейства.

– Анатолий! – воскликнула она. – А я минуту назад про вас подумала – что, мол, надо к вам обратиться с просьбой о расследовании.

– Какое тут расследование?! – поднял голову второй полицейский (он уже складывал бумаги в папку). – Перебрала девочка наркотиков, нечего и расследовать. И куда родители смотрят? Мать деньги зарабатывать поехала, говорят?

Елена Семеновна взяла себя в руки и решила пока не отвечать – не торопиться, оглядеться.

В комнате кроме двух полицейских находилась соседка Альбина Петровна – та самая, что ее вызвала. И Славик Зайцев. Славик – компьютерщик лет тридцати, тоже из этого подъезда, с четвертого этажа, его квартира располагалась как раз над Дашиной. А Альбина Петровна жила на одной с Дашей площадке, тоже на третьем. В комнате был удивительный для Даши беспорядок: ящик письменного стола выдвинут, дверца книжного шкафа распахнута.

– Что, обыск делали? – спросила Шварц у Полуэктова.

– Нет, не делали пока, – ответил майор. – У нее обычный бардак, у наркоманов часто так. А, кстати, рад вас видеть, Елена Семеновна, но удивлен: припоминаю, что ваша квартира в другом подъезде была?

– В другом, – серьезно кивнула Шварц. – Я не такая уж близкая соседка, однако Дашу и ее семью знаю с детства, еще с бабушкой ее дружили. Захожу часто и к Даше.

– А-а-а! – обрадовался Полуэктов. – Вот и сообщите матери. У вас ведь есть адрес?

– Есть, – грустно кивнула Елена Семеновна. – Сообщу. Что с Дашей?

– Отравление. Скорее всего, наркотиками. Возможен смертельный исход, – сухо отрапортовал майор.

– Мне кажется, она не употребляла наркотиков. – Леля покачала головой. – И в квартире у нее был порядок. Вот так (она кивнула в сторону разбросанных книг и нот) обычно у нее ничего не валялось.

– Да! – поддержала Альбина Петровна. – Не валялось! Я тоже к ней заходила.

– Ну, это мы разберемся, – недовольно отмахнулся Полуэктов. – У всех когда-то не валяется, а когда-то валяется.

– А как обнаружилось… происшествие? – осторожно спросила Леля. – Кто ее нашел и полицию вызвал?

– Я, – поднял голову Славик. Он был непривычно сумрачный сегодня. – Даша еще на той неделе просила посмотреть ее комп – грузится медленно. У меня сегодня в обед выдалась минутка – я и зашел. Дверь открылась, не была заперта. Я думал – может, она спит? Хотел просто уйти, но Сэнсэй орет, не отпускает. А она от громкого мява не просыпается. Я и позвал Альбину Петровну посмотреть.

– Да, я как раз выходила из своей квартиры – в магазин собралась, – включилась Альбина Петровна. – А тут Славик выскакивает от Даши как ошпаренный, говорит: странно она как-то спит, слишком крепко – как бы не обморок это, посмотрите… Зашли: Сэнсэй орет, а Даша