Читать книгу - "Горящая колесница - Миюки Миябэ"

На этот раз Хомма его опередил:

— …Есть более неотложные дела.

— Точно, чёрт возьми!

— Вот потому я хочу ещё немного подготовить почву как частный детектив. — Хомма окинул взглядом лежащие на столе бумаги. — Тела-то нет! Нельзя утверждать, что Сёко Сэкинэ мертва. Так мне и скажут. Вот ведь в чём дело.

— Неужели ты думаешь, что она жива?

— Не шути.

— Вот именно, я тоже считаю, что её убили.

— Ну, в таком случае где тело? Ты бы как поступил?

Икари подскочил на стуле:

— Вот-вот! Я думаю, здесь тоже всё зависит от того, был ли у неё сообщник. Если сообщник мужчина, то он мог и приложить значительные физические усилия. А ведь Сёко Сэкинэ, как ты говорил, была не мелкая?

— Скорее, высокая…

— Значит, женщине в одиночку было бы трудно уничтожить тело. Нужно было бы очень сильно постараться.

— Я думаю, что Кёко Синдзё всё сделала в одиночку, от начала и до конца, — пробурчал Хомма. — Доказательств никаких, но мне так кажется.

Взгляд у неё волевой, у этой Кёко. Никаких сантиментов — как легко она бросила и Курисаку, и этого Катасэ из «Розовой линии»! И как легка на подъём! Такое ощущение, что она — одиночка, во всех смыслах.

Но, в то же время, она потому так легко и сумела превратиться в другого человека, что одиночка, совсем одна. Если бы существовал хоть кто-то, кто посочувствовал бы ей, скрывающейся и убегающей, если был бы рядом этот мужчина, готовый протянуть руку помощи, она едва ли стала бы бросаться именем «Кёко Синдзё». Вместе с близким человеком попыталась бы скрыться под своим собственным именем, как Кёко Синдзё. Ведь имя существует, пока кто-то его помнит, произносит, зовёт. Если бы рядом был человек, который понимал бы её, любил, дорожил ею, Кёко Синдзё ни за что не выкинула бы своё имя, как выкидывают лопнувшую покрышку.

Но это — если имя называют с любовью.

— Так что, не было сообщника?

— Нет.

— Тогда получается…

Икари, кажется, заметил, куда смотрит Хомма. На кухне, в уголке, притулилась аккуратно закрытая крышкой подставка для ножей. Для овощей, для мяса — по порядку были расставлены пять ножей различной, в зависимости от назначения, величины. Их принёс Исака. Как профессиональный повар, он был придирчив в выборе орудий своего труда.

Икари молча смотрел на Хомму, и тот объяснил:

— Это я сам проверю. В библиотеке пороюсь, в газетах привлеку знакомых журналистов. Ведь эта информация попадает не только в Центральное управление полиции.

— Да, такие вещи у нас любят обнародовать. Ходкий товар! — Икари потирал подбородок, словно это помогало ему сохранять самообладание. — Нераскрытые дела по расчленённым останкам, так?

Тамоцу Хонда заявился к ним в Мидзумото на следующий день после обеда. На нём были плотные джинсы в обтяжку (не промокнут, даже если несколько раз прыгнуть в воду), белая рубашка, домашней вязки свитер. Принимая у него твидовый пиджак, чтобы повесить на плечики, Хомма обратил внимание, что запасная пуговица, которую на фабрике обычно пришивают с изнанки, была предусмотрительно срезана. Это всё Икуми — рачительная хозяйка.

Тидзуко тоже так делала. Покупая одежду, она всегда сразу срезала запасные пуговицы и складывала в коробочку — говорила, что иначе портится материя. Поэтому вещи Хоммы легко рассортировать на те, что куплены были при Тидзуко, и те, что появились уже без неё. На всех вещах, купленных после смерти жены, так и остались пришитые с изнанки запасные пуговицы. Срезать эти пуговицы для Хоммы — значит вновь ощутить своё одиночество. Теперь уже ему нетрудно самому готовить, убирать и делать покупки в отсутствие Исаки, а вот отрезать пуговицы почему-то тяжело, он от этого впадает в депрессию.

Тамоцу, похоже, был из тех людей, которые в чужом доме чувствуют себя неуютно: он не находил себе места, пока ему несколько раз не предложили сесть, и ёрзал, ожидая удобного момента, чтобы выложить на стол бумажный пакет, который был у него в руках.

— Вот, это вашему мальчику… — чуть слышно проговорил он.

Хомма принял гостинец, поблагодарил. Это тоже, наверное Икуми его научила. Пакет был фирменный — из известной европейской кондитерской.

Как раз в это время, пообедав у себя дома, пришёл Исака. Хомма и Тамоцу только уселись, а разговор начать не успели так что самое время было познакомить Исаку и Тамоцу.

— Мужчина-домоправитель? — удивился парень.

Исака не без гордости пояснил:

— Даже удивительно, насколько эта профессия подходит мужчине. Я не побоюсь починить электроприборы, легко передвину мебель и вытру пыль в самых дальних уголках. Клиенты очень довольны.

— Клиенты?

— Те, с кем у меня заключён договор. А название «клиенты» — для солидности.

— Вот это да! Расскажу жене — она будет в восторге. — Тамоцу, кажется, и сам был искренне восхищён.

На лице у Исаки было написано недоумение, поэтому Хомма с улыбкой объявил:

— Тамоцу-кун скоро во второй раз станет папашей.

— Мне двадцать восемь!

— Неужели? Молодой папа!

Исака, слегка прикрыв глаза, вдруг поморщился:

— Ведь и Сёко Сэкинэ тоже было двадцать восемь!

А жила совсем иначе…

Он уже говорил о Сёко в прошедшем времени! Тамоцу молча опустил голову.

— Ты когда приехал в Токио?

— Вчера.

Перед отъездом из Уцуномии Хомма посовещался с Тамоцу, и они решили: прежде всего надо на месте собрать всю доступную информацию о Сёко — всё, что происходило до её исчезновения. Потом уже они будут думать о дальнейших шагах.

— Много чего набралось, — сказал парень, открывая сумку.

Исака принёс кофе, пододвинул стул и уселся рядом с Тамоцу.

Тот раскрыл небольшой блокнот:

— Я всё записал, мне Икуми так велела.

— Всё правильно, так и надо.

Тамоцу слегка откашлялся:

— Людям я говорил, что Сии-тян бесследно пропала поэтому многие откликнулись и помогли. Все сначала удивлялись, а потом вроде бы принимали это как должное, как закономерный итог.

Вполне естественная реакция: речь идёт о женщине, работающей в баре, да ещё долги!

— Одна молодая женщина, моя одноклассница, два-три года назад встретила Сёко на вокзале и разговаривала с ней. Говорит, что Сии-тян была одета вызывающе, словно она занимается бог знает чем.

— По времени получается, что она тогда работала в баре «Лахаина».

— Со временем неясность. Якобы встреча состоялась два или три года назад, но она не помнит точно ни числа, ничего. Говорит только, что у неё был при себе пакет с половиной арбуза. Поэтому получается, что дело было летом.