Читать книгу - "Любовь по контракту, или Игра ума - Карина Тихонова"

она рассматривала меня, присев на корточки возле стола.

– Ты такой невыносимо правильный, – сказала вдруг Маринка.

– Не знал, что это так невыносимо, – удивился я.

Она вздохнула.

– Прости, рядом с тобой я все время ощущаю собственную неполноценность.

Я онемел, а Маринка поднялась, выключила конфорку и перелила борщ в тарелку. Я молча наблюдал за ее действиями.

– Ты серьезно? – спросил я наконец.

– Угу, – ответила она, подула на ложку и осторожно попробовала. – Вкусно!

Я вскочил с места и заходил по кухне.

– Откуда это у тебя? – спросил я, остановившись возле нее.

– Что «это»?

– Комплекс неполноценности! Чем ты хуже меня, подумай сама? У нас были абсолютно одинаковые стартовые позиции. Мы оба потеряли родителей еще в раннем детстве...

Она исподлобья глянула на меня и без стука положила ложку на стол.

– Извини, мне Криштопа сказал... Думаю, что и ты про меня знаешь... И что? Ты отлично училась, получила хорошую специальность, прекрасно знаешь язык, год проработала в чужой стране, без помощи, без поддержки, без каких-либо толкачей... Да, ты не очень удачно вышла замуж. Это, что ли, твоя вина? Да твой Вацек был просто больной придурок с бешенством члена, если, имея такую жену, зарился на других баб! Посмотри на себя!

Я схватил ее за плечи, приподнял с места и затряс.

– Ты умница, красавица, успешная деловая женщина, которая создала целую деловую структуру на ровном месте! До тебя Вацек был неотесанным самородком, которого использовали все, кому не лень! А что сделала ты? Ты дала ему возможность не только отлично зарабатывать, но и откладывать деньги про запас! Ты создала ему люксовые рабочие условия! Ты организовала ему такую рекламу, которая привела к нему людей со всего мира! Что-нибудь подобное до тебя он имел?!

– Мне больно, – тихо сказала Маринка.

Я опомнился и отпустил ее. Она села на стул, морщась, и потирая плечи.

– Извини, – пробормотал я. – Сам не понимаю, чего меня так понесло?

– Ничего, – ответила Маринка и отодвинула от себя тарелку с недоеденным борщом. Поставила локти на стол и подперла кулачками подбородок. – Никита, ты ничего обо мне не знаешь, – сказала Маринка очень серьезно.

– Ну так расскажи, и буду знать! Что за многозначительность, в самом деле?! Ты что, состоишь в террористической организации?

– А если состою? – спросила она с любопытством. – Заложишь меня?

– Ну, заложить не заложу, но отношения с тобой прекращу.

– Почему?

– Не люблю террористов. Маруся, кончай придуриваться. Или расскажи мне о себе все, что хочешь рассказать, или скажи, чтобы я подождал этого светлого часа.

– Подожди этого светлого часа, – твердо повторила она.

– Хорошо, – сказал я со злостью.

– Обещаешь?

– Обещаю!

– Не будешь копаться в моих вещах?

– Не имею такой привычки!

– Ну, извини, – примирительно подвела итог Маринами я замолчал.

Как сказано у ее любимого поэта?

Трудно, ах, как это трудно –

Любить тебя и не плакать...

Согласен.

– Доешь борщ, – сказал я.

Маринка без возражений подвинула к себе тарелку и начала есть, поглядывая на меня виноватыми глазами.

– Не подлизывайся, – велел я и пошел в спальню. Разложил на покрывале свой выходной костюм и внимательно осмотрел его. Я пытался сложить вещи аккуратно, но все же помял их.

– На чем ты гладишь? – крикнул я.

– Оставь, я сама все сделаю! – так же громко ответила она.

Я поразился и пошел на кухню с костюмом в руках.

– А ты умеешь? – спросил я осторожно.

Маринка тихо засмеялась.

– Я к тому, что запасного варианта у нас здесь нет, – напомнил я. – Если сожжешь – придется идти в старом костюме.

– Оставь, я поглажу, – не ответив на мои инсинуации, велела Маруська, поднялась со стула и пошла к мойке. Я посмотрел на костюм. Как было сказано однажды: «В сомнении – воздержись...»

– Его нужно через тряпку гладить, – осторожно проинструктировал я.

– Что ты говоришь? – удивилась Маринка, домывая тарелку.

– Да. И на рукавах рубашки не заглаживай, пожалуйста, стрелки. Терпеть не могу этот фасон.

– Вас понял, шеф.

Она сунула тарелку на место, забрала у меня из рук костюм, легко чмокнула на ходу и ушла в комнату. Я немного потоптался на месте и двинулся вслед за ней. Меня точило смутное беспокойство. Хозяйственные таланты моей ненаглядной были мне более-менее известны, и я решил проконтролировать процесс.

В гостиной стояла раскрытая гладильная доска. Видимо, до моего прихода здесь кипела работа. На полу в беспорядке разбросаны несколько пар нарядных туфелек, на дверце книжного шкафа висят плечики с отглаженным платьем.

Маринка возилась на полу за диваном, очевидно, подключая тройник.

– Тебе помочь?

– Сама справлюсь.

Поднялась с колен и направилась в ванную. Намочила марлевую тряпку и вернулась назад.

– Ты так и собираешься стоять у меня над душой? – осведомилась она.

– Ну, я думал осуществлять техническое руководство процессом...

– Не требуется! – отрезала Маруся и аккуратно разложила мои брюки на доске. – Пойди побрейся. И помойся заодно.

– Я утром мылся!

– Еще раз помойся, это не смертельно.

Я неохотно покинул комнату. Идти к Симке в непрезентабельном ежедневном костюме мне страшно не хотелось. На такие посиделки публика собирается тщательно, а выглядеть белой вороной я не любил.

Тем не менее я разоблачился и покорно залез под душ. Интересно, она прочитает инструкцию на ярлычке рубашки?

– Маруся, рубашку нужно гладить теплым, а не горячим утюгом! – крикнул я, высунувшись из ванной.

– Что ж ты раньше не сказал! – виновато ответила она. – Я уже сожгла...

– Как! – ужаснулся я и выскочил в коридор. Вода стекала с меня тонкими ручейками, мокрые ступни оставляли на паркете небольшие лужи.

Я вбежал в комнату и сразу увидел рубашку, мирно висящую на плечиках и превосходно отглаженную. Я покрутил вешалку и проверил рукава. Все правильно сделано.

– Срам прикрой, бесстыдник, – посоветовала Маруська и хлопнула меня по заду влажной тряпкой.

– Один-ноль, – признал я, удаляясь.

Закрылся в ванной и как следует намылил жесткую губку, которой меня вчера приводили в чувство. Растер тело докрасна и смыл пену. Да, выходит, не такая уж она и безнадежная...

Окончив все гигиенические процедуры, я пошел в спальню, достал новый