Читать книгу - "Искатель - Тана Френч"

– Следи за инструментами. Их можно загнать за пару фунтов.

Кел лезет в морозилку за ледницей.

– По-моему, вполне нормальный пацан. Этого хватит, чтоб рыба дождалась Малахи?

Март переспрашивает:

– Пацан?

– Трей.

– Трей Редди – девчонка. Ты не просек, что ли, братец?

Кел резко выпрямляется, ледница в руках, глаза нараспашку.

Марта пробивает на смех.

– Ты гонишь? – Март качает головой. Говорить он не в силах. Ржет так, что складывается пополам, стучит клюкой по полу. – Трей, бля, – мужское имя.

От Келова возмущения Март гогочет еще пуще.

– Краткое от “Терезы”, – с трудом выдает он сквозь смех. – Ты б поглядел на себя!

– Откуда мне было знать?

– Боже святый, – выговаривает Март, выпрямляясь и вытирая глаза костяшками пальцев, все еще хихикая. Судя по всему, ничего смешнее с ним не приключалось много недель подряд. – Тогда все понятно. А я-то голову ломаю, какого черта-дьявола тебе надо – девчоночку при себе держать, а ты, оказывается, ни ухом ни рылом, что она вообще девчонка. Куда там нахер Банахер^[55], ну?

– Малой похож на мальчишку. Одеждой. Стрижкой, бля.

– Я б решил, что она, может, лесбиянка, – говорит Март, прикидывая возможности. – Подходящее время выбрала для этого, уж всяко, если так. Замуж может и все такое, теперь-то.

– Ага, – произносит Кел. – Везет.

– Я за это голосовал, – уведомляет его Март. – Священник в городе грозился на мессе, что отлучит любого, кто проголосует за, но я его слушать не стал. Хотел посмотреть, что дальше будет.

– Понятно. – Кел расслабляет голос. – И что же было дальше? – Первоначальное потрясение прошло, и ему не хочется показывать Марту, до чего сильно злится он на Трей. Более того, Кел даже не вполне понимает, почему так злится, если учесть, что Трей никогда и не говорила, что она мальчик, – но злится Кел все равно.

– Да мало что, – признает Март с некоторым сожалением. – В этих местах уж точно. Может, в Дублине геи бросились жениться и в мать, и в душу, а у нас тут я про такое не слыхал.

– Вот поди ж ты, – замечает Кел. Марта он слышит лишь отчасти. – Почем зря достал священника.

– Да нахуй его. Старый брехун, привык свое гнуть. Никогда он мне не нравился, башка как у Джаббы Хатта. Здоровее оно, когда мужики с мужиками живут, как-никак. Головы друг дружке не морочат. Пусть и женятся, раз уж на то пошло, чего мелочиться.

– Не помешает, – говорит Кел. Выстукивает ледницу о кухонную стойку, забрасывает кубики льда в пакет.

Март наблюдает за ним.

– Если Трей Редди у тебя не ворует, – говорит он, – тогда чего ей от тебя надо? Редди эти, им же вечно чего-то надо.

– Плотницкому делу поучиться, – говорит Кел. – Оплаты не просил… не просила. Я подумывал, не дать ли ей пару дубов, но не уверен, что она это воспримет правильно. Что скажешь?

– Редди от денег никогда не откажется, – говорит Март. – Но ты гляди в оба все же. Незачем ей думать, будто ты рохля. Ты ей позволишь и дальше приходить, раз теперь знаешь, что она девица?

Ни за что на белом этом свете Кел не дал бы девочке болтаться у него во дворе – какое там в доме.

– Еще не успел про это подумать, – говорит.

– Зачем она тебе тут? Не надо мне про то, что тебе нужна помощь с этим клятым бюро.

– Она толковая. И мне веселее.

– Да уж конечно, с этим ребенком тебе веселее? Со стулом с ентим у тебя разговоров будет больше, чем с ней. Хоть два слова ты от нее слыхал?

– Не болтунья она, это да, – говорит Кел. – Время от времени сообщает, что проголодалась.

– Шли ее куда подальше, – наставляет Март. В голосе у него решительность, от какой Кел вскидывает взгляд. – Дай пару фунтов и скажи, что она тебе тут больше не нужна.

Кел открывает пакет с уловом и вылавливает пару окуней.

– Может, так и сделаю, – говорит. – Сколько Малахи съест? У него семья?

Март бьет по двери клюкой, резкий удар ошеломительно громко разлетается отзвуком в полупустой комнате.

– Слушай сюда, дядя. Я о тебе пекусь. Если здесь узнают, что Тереза Редди ошивается у тебя, пойдут разговоры. Я-то им объясню, что ты дельный человек и думал, что она парнишка, но сколько уж они меня будут слушать. Не хочу я, чтоб тебе всыпали – или подпалили тебя тут.

Кел говорит:

– Ты мне сказал, что можно не брать в голову местную преступность.

– Правильно. Если только ты сам не напрашиваешься.

– Боишься проиграть свои двадцать дубов? – уточняет Кел, но Март не улыбается.

– Ты о ребенке подумал? Хочешь, чтоб в округе болтали о ней так, как станут, если узнают?

Об этом Кел не задумался.

– Она просто ребенок, осваивает навыки, – говорит он старательно ровным голосом. – Вот и все. Если каким-то тупым уродам хочется, чтобы она ошивалась по улицам и хулиганила…

– Ошиваться по улицам она будет так и так, коли ты не образумишься. Они ее выловят еще до Рождества. Куда она подастся, как думаешь?

– И все это за то, что починила бюро да кролика зажарила? Какого ж хера…

– У меня от тебя давление будет как пить дать, – говорит Март. – Богом клянусь. Или сердцебиение. Вы, янки, слушать научитесь вообще хоть иногда, чтоб всем вокруг, бля, жилось спокойней?

– Вот, – говорит Кел, вручая ему пакет-струну. – С наилучшими пожеланиями Малахи.

Март забирает пакет, но не уходит.

– За всю эту хрень с браками я голосовал еще по одной причине, – говорит он. – У меня брат был гей. Не Шемас, который со мной жил, другой. Эмонн. Когда мы были молодыми, такое по закону запрещалось. Он в итоге уехал в Америку из-за этого. Я его спрашивал, чего он в священники не пойдет. Уж эти-то творят что хотят, и никто им козу не покажет; я б решил, половина друг друга в зад катает. Но Эмонн ни в какую. На дух их не выносил. Ну и уехал. Тридцать лет назад. Ни слуху ни духу от него с тех пор.

– Фейсбук пробовал? – спрашивает Кел, не вполне понимая, к чему все это.

– Пробовал. Там несколько Эмоннов Лавинов. У одного ни фотокарточки, ничего, ну я послал ему сообщение на всякий случай. Все равно не ответил. – Коджак обнюхивает пакет. Март ладонью отводит его нос в сторону. – Я думал, может, если геям разрешат жениться, он вернется домой, если еще жив. Но нет.

– Может, еще вернется, – говорит Кел. – Кто знает.