Читать книгу - "Санкта-Психо - Юхан Теорин"

– Ой, извините… Забыла смыть. Это для вчерашней вечеринки… Извините, пожалуйста.

Она закашливается и пытается подавить отрыжку, но неудачно. В комнате распространяется отчетливый запах перегара. Мария-Луиза нахмурилась:

– Лилиан…. могу я с тобой поговорить наедине?

– О чем?

– О том, что ты пьяна.

Мгновенный переход – тон ледяной и даже угрожающий. Мягких, доброжелательных интонаций как не бывало. Лилиан встает и выходит из комнаты. Мария-Луиза следует за ней.

На пороге Лилиан оборачивается:

– Я вовсе не пьяна. С похмелья – да. Но не пьяна.

– Скоро вернусь. – Мария-Луиза следует за ней.

Дальше раздевалки женщины, похоже, не пошли, и голоса их слышны совершенно отчетливо. Спокойная поначалу беседа быстро набирает обороты. Мария-Луиза по-прежнему говорит тихо, но Лилиан отвечает все громче и громче.

– Я что, не имею права расслабиться после работы? Или я должна, как ты, посвятить жизнь детям?

«Посвятить жизнь» прозвучало с почти презрительным оттенком.

– Успокойся, Лилиан, дети могут услышать…

– Я спокойна, черт подери!

За столом в воспитательской все притихли. Ханна и Андреас сидят с опущенной головой и молчат. И Ян молчит. А что говорить?

– Ты больна! Тебе надо лечиться!

А это кто сказал? Лилиан или Мария-Луиза?

Похоже, все-таки Мария-Луиза, потому что ответом служит пронзительный вопль Лилиан:

– А ты, конечно, само совершенство! Но я не могу быть такой, как ты! Пусть психи сами пасут своих детей!

– Лилиан, у тебя истерика, – коротко и тихо заявляет Мария-Луиза.

Теперь неприлично говорить «истеричка», некорректно, вспоминает Ян слова Хёгсмеда.

Андреаса передергивает, как от внезапного приступа тошноты. Он поднимается:

– Пойду к детям.

Он уходит в игровую, и через минуту оттуда доносятся звуки бравурной песенки – Андреас включил стереосистему, чтобы заглушить выкрики из раздевалки.

Но, как почти всегда, ссора быстро иссякает. Через несколько минут раздается хлопок наружной двери, и в воспитательской появляется Мария-Луиза. С обычной материнской улыбкой.

– Лилиан пошла домой, – объявляет она. – Ей надо немного отдохнуть.

Ян молча кивает, но Ханна, глядя начальнице прямо в глаза, спрашивает:

– Может быть, ей нужна помощь?

Улыбка исчезает с лица Марии-Луизы.

– Какая помощь?

– Чтобы меньше пить, – спокойно поясняет Ханна.

В воздухе повисает тяжелая тишина.

– Лилиан не ребенок… Она отвечает за свои поступки. – Мария-Луиза скрестила руки под грудью.

– Но и работодатель отвечает за своих сотрудников. – Ханна говорит это так, словно цитирует трудовой кодекс. – Если кто-то пьет на рабочем месте, существует схема лечения. Реабилитационный план.

– Реабилитация… Звучит красиво.

Но Ханна не сдается:

– И как насчет реабилитационного плана для Лилиан?

– Ханна, – серьезно говорит Мария-Луиза, – ты ведь прекрасно знаешь, сколько у нас недоброжелателей. Подумай об этом.

Она резко поворачивается и выходит из воспитательской. За столом остаются двое – Ханна и Ян. Ханна заводит глаза к потолку.

– Вот так, – говорит Ян. – Теперь будешь ходить в бузотерах.

– Мне совсем не все равно, что будет с Лилиан. А тебе все равно?

– Нет, конечно.

– А почему она так много пьет? Ты об этом думал?

Нет. Об этом он не думал.

– Чтобы быть пьяной, наверное, – пожимает он плечами.

– А зачем ей быть пьяной?

– Наверное, она несчастна… но ведь не она одна, правда?

– Ты ничего не знаешь… и ничего не понимаешь. – Ханна встает со стула.

И Ян встает. Хорошо наконец встать из-за этого стола. Скоро он пойдет домой. Пятиминутка для поднятия настроения явно не удалась. Настроение у всех стало намного хуже.

Домой. Домой и спать. Он хочет смотреть в будущее, начать жить нормальной жизнью.

И никогда больше, никогда в жизни не попадать за решетку.

У него нет никого, с кем бы он мог начать жить. Не так страшно попасть в самое жуткое, самое безнадежное положение. Страшно, когда на всем свете нет никого, кто бы тебя выслушал.

ЮПСИК

Рами спрыгнула с койки и села на пол рядом с Яном. Ее наконец заинтересовал рассказ Яна о Банде четырех.

– И что, они заперли тебя в бане?

– Не заперли… замка там не было. Они подперли ее чем-то… не знаю чем. То есть тогда не знал. Теперь знаю… Но дверь не сдвинуть.

– И включили агрегат…

Ян кивнул.

– Как же ты выбрался?

– Никак. Была же пятница. Все ушли домой.

Полная тишина. Ни хлопка двери, ни крика вахтера в душевой – что-нибудь вроде «Алло, есть здесь – ничего.

И дверь заклинена намертво.

Сауна постепенно нагревалась. Воздух сделался горячим, как в пустыне. Сорок градусов. Или, может быть, пятьдесят.

Он попытался ощупью сориентироваться среди совершенно одинаковых дощечек, которыми обшита сауна.

Все в дощечках – и пол, и стены, и потолок; и две полки вдоль стены. На них и сидят, когда приходят попариться.

Или покурить.

Рука его наткнулась на ведро на полу, и он услышал, как в нем плещется вода.

Он садится на одну из полок. По телу побежали ручейки пота.

Кто-то же должен прийти…

Голова совершенно пуста. Кожу на ягодицах начало припекать, но, как ни странно, он успокоился. Они ушли – Банда четырех.

И никого нет. За дверью все тихо.

Становилось все жарче.

Ян сидел на полу в ее палате, и Рами держала его за руку; она была совсем рядом, но в мыслях он все еще был там, в запертой сауне.

– Мне не повезло, – повторил он. – Дело было в пятницу, и спортзал до понедельника никто не собирался открывать.

– И как же?

– Не знаю…

Он и в самом деле не знал, но сейчас задумался. Что сделать, чтобы выжить три дня в раскаленной сауне?

Стучать в дверь. Стучать и стучать, пока не поймешь, что никто на помощь не придет. Петер Мальм со своими прихлебателями не вернется. Они приперли чем-то дверь и пошли дальше, и, скорее всего, уже про него забыли.