Читать книгу - "Время-убийца - Мишель Бюсси"

Клотильда не ответила деду. Она пыталась отдышаться после четырехчасового восхождения на гору, изумляясь, как девяностолетний старик живым добрался до вершины. У нее сил совсем не осталось.

Она выдохлась и… разнервничалась! От красоты пейзажа замирало сердце, ветер разносил ароматы мастиковых деревьев, цедрата и диких фиг, но Клотильда не замечала ничего вокруг. Она мучилась вопросом, была вчера мать в пастушьей хижине или нет, и горько сожалела, что не решилась постучать в дверь, когда появился Франк и испортил волшебство момента.

Как Пальма могла выжить?

Есть всего три варианта.

Ее не было в «фуэго»…

23 августа 1989 года, садясь в машину, Клотильда видела отца за рулем, мать – на пассажирском месте и Николя на заднем сиденье. Они улыбались друг другу, разговаривали. Нет никаких сомнений – семья Идрисси уехала из Арканю в полном составе.

Ее мать вышла из «фуэго» до аварии…

Но машина не останавливалась, только слегка притормозила на спуске, а от овчарни до утесов Петра Кода всего несколько километров, и Клотильда не спала. Она хорошо помнила, как отец в последнюю секунду перед падением взял мать за руку…

Ее мать выжила…

Последняя гипотеза была единственно возможной, пусть даже «фуэго» трижды ударился о камни, убив трех пассажиров. Клотильде показали их изуродованные тела, но она была в шоковом состоянии и мало что понимала. Неужели мама жива? Мог ли врач «скорой помощи» сотворить чудо? Если да, зачем было объявлять ее погибшей? Вряд ли реаниматологи спасли пациентку и никому ничего не сказали… Даже дочери. С какой стати превращать девочку в сироту? Чтобы защитить мать? Получается, убить хотели именно Пальму? Бред! Клотильда перестала понимать, во что верить. Червоне соврал насчет Николя и обстоятельств аварии или сказал правду? Ее муж Франк ведет немыслимую двойную игру? Наталь действительно видел призрак матери? Что известно Кассаню? Кто с самого начала дергает за ниточки?

Поднимаясь к кресту, Клотильда вела себя как подросток, которого родители силой вытащили на прогулку: не расставалась с телефоном и пыталась дозвониться трем людям.

Франк не отвечал, так что Клотильде оставалось ругаться с автоответчиком.

С Наталем она поговорила, но «ловец грез» наотрез отказался присоединиться к ней на Капу ди а Вета. «Нет, Кло, исключено, я целый день на работе. У Аурелии сегодня ночное дежурство, так что вечером, если можешь и хочешь…»

Ладно, до вечера, мой рыцарь…

Клотильде показалось, что Наталь отказался из-за Кассаню. Да, ее пират не похож на бесстрашного горца, может, даже трусоват.

Бояться нечего. Дед выглядел вполне неплохо, но неизвестно, сможет он подняться на ноги после этой безумной эскапады или так и останется сидеть у креста.

На середине пути Клотильда сделала последний, самый неожиданный звонок, и ей сразу ответили на почти безупречном французском с едва различимым немецким акцентом.

– Клотильда Идрисси? Mein Gott^[157], как неожиданно – снова слышать вас после стольких лет.

Странно, но Герман Шрайбер не слишком удивился звонку.

– Вчера звонил отец, – объяснил немец. – После вашей встречи. Мы поговорили о знаменитом лете восемьдесят девятого.

Он говорил ей «вы», и тон был неприятно властным. Интересно, Герман помнит свое прозвище? Клотильда не без труда справилась с желанием назвать его Циклопом.

– Вы помните то лето?

– Да, все фамилии, имена и лица. Оно для всех оказалось довольно… мучительным. Согласны?

Особенно для меня, кретин!

Клотильда решила не ходить вокруг да около и в нескольких словах изложила «откровения» Червоне Спинелло насчет Николя и ослабленной гайки. Герман удивился и как будто не поверил, помолчал и произнес с пафосом в голосе:

– Значит, погибнуть должны были мы. Все пятеро. Николя, Мария-Кьяра, Аурелия, Червоне и я. В полночь мы собирались сесть в машину ваших родителей и поехать в ночной клуб. – Он задумался. – Это многое меняет. Как в фильме «Пункт назначения»^[158]. – Еще одна пауза. – Да, пропасть ждала нас. Почему все сложилось иначе, знаете вы одна. Почему тем вечером ваш отец передумал, Клотильда? Что заставило его повезти семью на концерт?

– Я… я не знаю.

– Нет ничего случайного. Постарайтесь вспомнить – и обязательно найдете объяснение.

Тон Германа был повелительным. Так говорят люди, привыкшие, чтобы им подчинялись. Клотильда догадывалась, что последние двадцать семь лет он унижал окружающих, как когда-то поступали с ним. Но немец прав, значение имеет только ключевой вопрос: почему отец изменил программу вечера 23 августа? Объяснения этому нет. Колодец ее памяти безнадежно пересох. Возможно, ответ нашелся бы в дневнике, куда она что-то записывала, сидя на скамейке во дворе овчарни Арканю? Не исключено, что воспоминания спрятаны в тетрадке, которую ей так и не вернули (кстати, почему?). Впрочем, Клотильда тогда была пятнадцатилетней девчонкой – ревнивой, обиженной, любившей приврать, в том числе в записях.

– Версий хватает, – продолжил Герман Шрайбер. – На Корсике все непросто – земля и семья, жизнь и смерть, деньги и власть. Для начала ответьте себе на вопрос, можно ли доверять Червоне Спинелло? Вы нашли других свидетелей? Из числа тех пятерых? Думаю, все они живы?

«Кроме Николя… – подумала Клотильда. – Циклоп остался королем бестактности…»

– Я повидалась с Марией-Кьярой.

Герман расхохотался, оценив ее шпильку.

– Она ужасно мне нравилась! Но я тогда был полным болваном и считал, что девочку можно соблазнить, цитируя Гете и играя на скрипке Листа. Вообще-то мне следовало бы поблагодарить Марию-Кьяру: чтобы нравиться таким, как она, пришлось здорово потрудиться. Я говорю о красотках. – Еще один смешок. – Моя жена внешне напоминает Марию-Кьяру, но она блондинка. И не певичка из телешоу, а сопрано Кельнской оперы.

Клотильде захотелось прекратить ставший вдруг неприятным разговор. Почему, повзрослев, люди с наслаждением обгаживают все, что когда-то любили?

– Ладно, Герман, простите, что отняла время…

– Подождите, Клотильда, у меня появилась идея. Вам нужно еще раз встретиться с моим отцом. Он много лет не только фотографировал, но и разговаривал со всеми обитателями кемпинга. Думаю, он выстроил собственную теорию. После несчастного случая с вашей семьей его что-то беспокоило, но говорил он об этом только с моей матерью, Анке.

Клотильда не решилась сказать, что со вчерашнего дня о Якобе Шрайбере никто ничего не слышал. Она почувствовала себя трусливой мерзавкой, а Герман между тем продолжал: