Читать книгу - "Время-убийца - Мишель Бюсси"

Дед обвел пальцем почти весь полуостров Ревеллата до маяка, кемпинга «Эпрокт» и пляжа де л'Альга, чуть задержавшись у Кальви на севере и скал Петра Кода на юге. Он объяснил, что несколько сотен квадратных метров побережья принадлежат Агентству по защите и обустройству прибрежных территорий и океанологам, работающим в Stareso. Странно, почему он не упомянул анклав Пунта Росса, который его отец завещал родителю Наталя, и холмы над пляжем Ошелучча, где взорвался недостроенный курортный комплекс «Скала и Море».

Моя голова-жеод начинала новый оборот.

Сто девяносто градусов. Вид на вершину Монте-Чинто – самую высокую гору Корсики, две тысячи семьсот шесть метров. Если мерить от вершины пика до дна впадины в Средиземном море, глубина которой составляет сотни метров, – той самой, откуда на поверхность поднимаются любимые лакомства дельфинов, – получится больше трех тысяч пятисот метров. Почти Альпы!

– Я люблю тебя, дедуля. Ты сейчас выступал, как киногерой. Смотрел фильмы о крестных отцах, стоящих на страже интересов клана?

– И я тебя очень люблю, Клотильда. Ты не разбазаришь свою жизнь – не позволят принципы и честолюбие. Но…

– Но что?

– А ты не обидишься? Не бросишь меня тут одного? Не рванешь вниз?

– Ответь.

– Ты не корсиканка! Не настоящая корсиканка. У здешних женщин не принято нашивать черепа на черные платья. Они сдержанные и молчаливые. Дом – вот их царство, над остальным властвуют мужчины. Я люблю именно таких женщин. Знаю, эти слова возмутят тебя, моя маленькая бунтарка, но таков уж я есть. То, что ты олицетворяешь, выше моего понимания, Клотильда, хотя я тоже люблю свободу больше жизни. Доведись мне родиться на сорок лет позже, наверное, женился бы на подобной тебе…

– Папа так и поступил!

– Нет, детка, нет. Пальма на тебя не похожа. – Кассаню помолчал. – Ладно, выкладывай, что хотела спросить.

Сорок пять градусов. Вид сверху на Балань – «сад Корсики»^[154]; она простирается от Кальви до Л'Иль-Рус. Включив воображение, угадываешь очертания Агриате^[155] и порта коммуны Сен-Флоран у подножия Корсиканского мыса. Я смотрю на море – собираюсь с духом, прежде чем нырнуть, задержав дыхание, и начинаю объяснять. Дельфины – Орофин, Идриль и их детеныши, Наталь, который умеет с ними разговаривать; два причала, один для «Ариона», второй для корабля побольше, заповедник прямо в море, а на берегу – терраса и буфет… Я умолкаю. О доме для дельфинов и архитекторше Наталя поговорим позже.

Дедушка слушал молча.

Триста двадцать градусов. Прямо по курсу Ревеллата. Отсюда полуостров похож на спящего крокодила! Клянусь вам. Серо-зеленая кожа, мыс Ошелучча – толстые лапы, рыло лежит в воде, это оконечность полуострова. Тысяча белых скал выстроилась в линию, как зубы, а маяк напоминает пуговицу носа.

Дед наконец-то улыбнулся и спросил:

– Что особенного в этих дельфинах?

Я ждала чего угодно, только не этого! Попыталась объяснить, что почувствовала на «Арионе», когда нырнула и плавала с чудесными существами. Ему передалось мое волнение – при одной мысли о дельфинах у меня на глазах выступают слезы. Я искренна, и это видно.

– Скажи «да», дедуля, прошу тебя. Скажи «да» – и все, кого Наталь познакомит со своими любимцами, будут счастливы, он хочет поделиться сокровищем.

Черт, все пропало! Нельзя было ставить рядом слова «сокровище» и «поделиться». Дед заговорил, как седобородый мудрец, словно решил превратить мой дневник в колдовскую книгу:

– Понимаешь, девочка, с начала времен люди либо зарятся на сокровище, либо обладают им, либо охраняют – будь то женщина, алмаз, земля или магическая формула. Люди тоже бывают трех сортов: ревнивцы, эгоисты и хранители. Никто не делится сокровищем. Никто, Клотильда…

Сначала мне очень нравились дедулины рассуждения, но теперь меня укачало. Не в обиду ему будет сказано, не вижу особой разницы между эгоистами-собственниками и хранителями, не желающими делиться. Кассаню это знать необязательно, у меня есть идея, как заставить его реагировать.

– Как скажешь, дедушка. Но знаешь что? Ты, как и все корсиканцы, не любишь море. И дельфинов тоже не любишь. Не смотришь в ту сторону, на горизонт. Если бы корсиканцы и правда любили море, они не уступили бы его итальяшкам на яхтах.

Он засмеялся.

Последняя фраза была явно лишняя. Идиотская, зато теперь Кассаню не разозлится.

– Мне нравятся твои слова, Клотильда, но ты ошибаешься. Насчет корсиканцев и Средиземного моря. Я не всегда был пастухом. Пять лет служил в торговом флоте, три раза ходил в кругосветку…

Сработало!

Двести пятьдесят градусов. Кажется, я вижу заповедник Скандола^[156] и бухту Жиролата, где скалы краснеют, а скопы строят на стенах бастиона гнезда, похожие на дозорные башни.

– Посмотри на Арканю, Клотильда. А теперь переведи взгляд на море и утесы Петра Кода. Самые высокие – не выше тридцати метров. Когда я был в твоем возрасте, все молодые корсиканцы – те самые, которые, по твоему мнению, боятся воды, – прыгали оттуда. Я был самым бесстрашным. Мой рекорд – двадцать четыре метра. С возрастом начал выбирать скалы пониже. Пятнадцать метров… Десять… Но я плаваю так часто, как могу, от утесов Петра Кода до Тюленьего Грота, а иногда и до Пунта Росса. Отказаться от моря все равно что отречься от своей молодости.

– Ну так соглашайся, дедуля, ради дельфинов, моей молодости, ради меня.

Он улыбнулся:

– Ты никогда не сдаешься, внучка? Из тебя выйдет хороший адвокат. Обещаю подумать. Дай мне немного времени. – Дед расхохотался во все горло, а потом покачал головой: – Все происходит слишком быстро. Женщины меняются и требуют права голоса. Дельфины тоже меняются и болтают с рыбаками. Не хочу, чтобы моя Корсика менялась так стремительно…

– Значит, да?

– Пока нет. Есть один момент, которого ты не коснулась, дорогая.

Тень креста падает на нас.

– Я не знаю, можно ли доверять этому Наталю Анжели.

* * *

– Ты получил ответ, дедуля, – пробормотал он сквозь зубы. – Получил. Но не тот, которого ждал.

44

21 августа 2016

– Ты пропустила рассвет, Клотильда, а в пятнадцать лет была ранней пташкой.

Кассаню сидел под семиметровым крестом, установленным на вершине Капу ди а Вета. Он напоминал паломника, дотащившего свой собственный крест до крыши мира, чтобы водрузить его, выкопать рядом яму и похоронить себя в ней.