Читать книгу - "Фанера над Парижем - Людмила Милевская"

Уж кто-кто, а она, моя Роза, должна бы знать: с младыхногтей со мной дружит.

— Леля рассчитывала, что я, следуя ее подсказкам, быстровыведу Перцева и Равиля на чистую воду, ей же останется только на радостях рукипотирать.

— Я бы не стала связываться с Перцевым и Равилем, —неожиданно заявила Роза. — Сдадут — недорого возьмут. Была халва залетать нанары. Вместо капиталов — тюрьма! Нет, не стала бы я связываться с Перцевым иРавилем.

— Ясное дело, — поддержала я Розу, — ты не стала бысвязываться с Перцевым и Равилем, ты уже с Пупсом связалась, от которого и всехбед-то, что три блатные буквы. А вот Леля связалась, потому что они ее несдадут. Попав за решетку, они молиться будут на Лелю, ведь кто-то же должен ихоттуда вытащить. Ты, что ли, взятки будешь судье давать?

— Думаешь, Леля будет?

— Конечно, не будет, но это знаем мы с тобой, а Перцева иРавиля (по отдельности) Леля заверила в страстной любви. Равиль сразу спотрохами Перцева сдаст, а Леля будет делать вид, что буквально готова убитьэтого Равиля, сама же за спиной Перцева будет ему пояснять, что изображаетгнев, чтобы на них не пала тень. Если судьи узнают, что Равиль и Лелялюбовники… Хотя, откуда у Лели взялась надежда, что судьи этого не узнают, еслиэто знаешь даже ты?

— Одно дело знать, а другое доказать, — подсказала умнеющаяна глазах Роза.

Вот что значит мое благотворное влияние — и пень дубовыйнаучу жизни. Как тут не загордиться?

— Точно, — согласилась я, — одно дело знать, а другое —платить. Уж Леля судье заплатит, чтобы Перцева на приличный срок упекли. Одиндурак не знает, что за достойные бабки любой судья потеряет не только зрение ислух, но даже память и ум, не говоря уже о таких мелочах, как совесть, честь,профессиональный долг и любовь к Родине. Ведь этими потерями судья на жизнь изарабатывает, а вовсе не знанием законов и точным им следованием, как поройдумают наивные люди вроде тебя. Так что Леля все правильно рассчитала. Ошибласьтолько в одном: пустила в это дело меня. Учись, Роза!

— Чему? — поразилась она, эта трогательная святость.

— Тому, как опасно недооценивать чужой ум. Леля умна?

— Безусловно, — с жаром подтвердила Роза. Не могу сказать,что мне приятно было это слышать, но спорить я не стала.

— А я умна? — вместо спора спросила я. Роза задумалась иответила уже с меньшей уверенностью, что обидно до слез.

— И ты умна, — сказала Роза, сомневаясь до сей поры.

— Так вот, когда бы Леля не думала так, как ты, что я умна,но в меру, была бы она уже богатой вдовой, а Перцев и Равиль в ближайшембудущем топтали бы зону.

Роза (непонятно с чего) растерялась:

— А что же будет теперь?

— Теперь будет все то же, но Леле богатой не бывать. Вряд лиудастся усадить ее за решетку — кроме моих логически заключений, у меня ничегона Лелю нет — но женой Турянского ей уже не бывать, как не бывать Перцеву иРавилю на свободе. Леля отвела мне роль марионетки, но я из тех марионеток,которые отрывают кукловодам руки.

С этими словами я набрала телефон Маруси и, услышав ееголос, спросила:

— Леля звонила?

— Два раза, — доложила Маруся.

— А ты якобы дорогу в деревню вспоминаешь?

— Слушай, старушка, я вот думаю, что мне Лелю-то дурить?Может, скажу ей, что адреса не знаю?

— С ума сошла?! — испугалась я. — Вот Леле-то как раз искажи, что вспомнила, да назови точный адрес.

И я заставила Марусю несколько раз повторить адрес сестрицыбабы Раи. Потом Маруся раз десять мне поклялась, что адрес она записала, потомеще раз пять повторила адрес и заверила, что не разболтает мои секреты Леле,после чего мы дружно осудили Тамарку, распрощались, и я повесила трубку.

— Что ты наделала? — запаниковала Роза. — Теперь Леля точногрохнет Турянского.

— Теперь Леля пошлет грохать Турянского Перцева и Равиля, —заверила ее я. — Вряд ли они возьмут с собой подкрепление. Дело щекотливое,зачем лишние свидетели? Да там этого Турянского — всего ничего: метр с кепкой.Деревня глухая, народ по хатам сидит. Приедут, Турянского скрутят и увезут.Посидит в подвале уже без душа да в кратчайшие сроки и преставится.

— А ты? — добродушно поинтересовалась Роза.

— А что я?

Правильно: «А я?!»

И тут мне стало нехорошо.