Читать книгу - "Каменный мешок - Арнальдур Индридасон"

— Что, прямо сейчас?

— Нет, нет, завтра утром. Думаю, завтра утром будет в самый раз. А сейчас он уже спать пошел.

— Ну хотя бы исландец это был или нет?

— Он вам обо всем сам расскажет. Спокойной ночи, и еще раз прошу прощения за беспокойство.

И Джим повесил трубку.

Эрленд не успел толком переварить полученные от Джима новости — телефон зазвонил снова. На этот раз говорил Скарпхедин, прямо с Пригорка. Как всегда, без предисловий:

— Завтра вынимаем скелет из земли.

— Давно пора, мон шер, ву компрене? — передразнил его Эрленд. — Это вы звонили минут десять назад?

— Да, видимо, вас не застал. Вы только что вошли?

— Да, — солгал Эрленд. — Нашли что-нибудь в смысле улик?

— Нет, ничего такого, но я хотел вам сказать… какая неожиданность, добрый вечер, э-э, мнэээ, простите, пожалуй, будет лучше, если я вам помогу, да-да, вот так… простите, Эрленд, о чем я говорил?

— Вы сказали, что завтра извлекаете скелет из грунта.

— Да-да, именно так, ближе к вечеру, во всяком случае после полудня. Ничего не нашли в смысле улик. Как он оказался на Пригорке, ума не приложу. Возможно, что-нибудь полезное найдем под скелетом.

— Хорошо, увидимся завтра.

— Будьте здоровы.

Эрленд положил трубку. Он еще не до конца проснулся, все думал о Еве Линд, о том, поможет ей его последний рассказ или нет. А еще о Халльдоре, о том, как она ненавидит его все эти годы и пожар злобы все не унимается. В миллионный раз подумал, что было бы, не уйди он тогда. Так и не нашел ответа на этот вопрос.

Стоял и смотрел прямо перед собой, в никуда. Солнечные лучи частоколом ножей врезались сквозь занавески в сумерки его квартиры. Почему так, ведь занавески у меня плотные, бархатные, до самого полу. Плотные, из зеленого бархата, не должны по идее пропускать солнце, а вот на тебе…

Добрый вечер.

Добрый вечер.

Будет лучше, если я вам помогу…

Занавески отбрасывали зеленоватые тени на пол квартиры.

Скрюченная.

Зеленая.

— Неужели Скарпхедин там?..

Эрленд вскочил на ноги. Номера археолога он не помнил, пришлось звонить в справочную.

— Скарпхедин! Скарпхедин!!! — заорал Эрленд в трубку.

— Что такое, мон шер? Это снова вы?

— Кому это вы сказали давеча «добрый вечер»? Кому собирались помочь?

— А?

— С кем вы там разговаривали?

— С кем я разговаривал? Что за спешка, дружище? Где-то пожар?

— Пожар, ага, щас так разгорится, не потушишь! Кто там с вами у раскопок находится, скажите же наконец!

— Вы хотите знать, с кем я поздоровался?

— Черт вас дери, Скарпхедин! Вы прекрасно понимаете, что у нас тут не видеофон и я не мог видеть, с кем вы там здоровались на Пригорке! Вы кому-то сказали «добрый вечер». Так будьте же так добры сказать, кто это был?

— Да женщина какая-то, ей не на раскопки, она вот отошла, стоит там, близ кустов.

— Кустов? Уж не смородиновых ли кустов? А?!! Она у смородиновых кустов стоит, я вас спрашиваю?!!

— Ну да.

— Отлично. А как она выглядит?

— Она… Вы что, ее знаете? Что это за женщина? Отчего у вас к ней такой нездоровый интерес?

— Повторяю. Свой. Вопрос. Как. Она. Выглядит, — отчеканил Эрленд, едва сдерживая гнев.

— Успокойтесь же наконец!

— Сколько ей лет?

— Сколько ей лет?

— Мать твою, клыкастый кусок говна, скажи мне наконец, сколько ей, по-твоему, лет, а не то я тебя поколочу!!!

— Лет шестьдесят. Нет, скорее семьдесят. Так на глаз не поймешь.

— Во что она одета?

— Одета? Длинный такой зеленый плащ, до пят. Росту примерно моего. Инвалид.

— Инвалид?

— Хромает, причем как-то странно. Что-то особенное в позе и походке. Как бы это сказать, не знаю даже, как описать…

— То есть как это ты не знаешь?! А ну давай рожай!

— Это, мон шер, не так просто, ву компрене… я бы сказал, она скрюченная.

Эрленд бросил трубку и выбежал на улицу, забыв потребовать от Скарпхедина, чтобы задержал неожиданную гостью на Пригорке до его приезда во что бы то ни стало.

* * *

Минула без малого неделя с того дня, как Дейв был у них в последний раз. И тут вернулся Грим.

Осень давно вступила в свои права, дул промозглый ветер, на земле лежал первый снежок. Пригорок — на то и Пригорок, стоит высоко над морем и продувается со всех сторон, зима там наступает раньше, чем в столице, в низинах. Симона и Томаса по утрам забирала в рейкьявикскую школу машина, возвращались они ближе к вечеру. Мама каждый день отправлялась на Хутор Туманного мыса, доила там коров и занималась другой мелкой работой. Уходила раньше мальчиков, а когда они возвращались, была уже дома. Миккелина Пригорок не покидала, и ей ой как это не нравилось, весь день проводить в одиночестве. Когда приходила мама, дочь едва не прыгала от счастья, а как появлялись, на бегу бросая учебники в угол, Симон и Томас, радовалась еще больше.

Дейв бывал у них все чаще, все регулярнее. Они все лучше понимали его, особенно мама. Взрослые порой часами сидели за кухонным столом и разговаривали и в таких случаях просили мальчишек и Миккелину не шуметь. А случалось, когда они хотели остаться совсем наедине, и вовсе уходили в спальню и запирали за собой дверь.

Порой Симон замечал, как Дейв гладит маму по щеке или убирает с ее лица прядь волос, словно причесывает. А иногда он гладил ее по руке. Еще они частенько отправлялись гулять вокруг Рябинового озера, иногда забирались подальше, вверх на гору, а порой совсем далеко, в долину Мшистой горы и к Хельгиному водопаду[54]. Уходили, как правило, на целый день и поэтому брали с собой еду. Иногда дети отправлялись вместе с ними, мальчики бежали сами, а Миккелину Дейв сажал на шею — девочка, говорил он, не тяжелее пушинки. Дейв даже название придумал таким прогулкам — «пикник», Симону и Томасу слово очень понравилось, они сказали, что оно похоже на то, как говорят куры, и прыгали вокруг Дейва, голося «пикник, пикник» и притворяясь, будто клюют раскиданные по земле зерна.

Дейв и мама часто разговаривали друг с другом о чем-то серьезном, и на «пикнике», и на кухне, и даже в спальне — Симон однажды случайно открыл туда дверь. Они сидели на краю кровати, Дейв держал маму за руку; заметив Симона, они оба ему улыбнулись. Он представления не имел, о чем они разговаривают, но тема всякий раз была