Читать книгу - "Откройте, РУБОП! Операции, разработки, захваты - Андрей Алексеевич Молчанов"

— Вот тут и обитаю, — говорил Чума, подталкивая компаньона в гостиную, заставленную дорогой, но разномастной пыльной мебелью, напрочь лишенной какого-либо ухода.

На зеркальной полировке обеденного стола в пивных лужах валялись порожние бутылки и селедочные головы; из переполненных окурками хрустальных пепельниц несло прогорклым табачным смрадом. Смятые серые простыни и скрученное винтом одеяло свисали с пухлого кожаного дивана на затоптанный грязными каблуками ковер.

Обнаженные дамы, населявшие многочисленные живописные полотна, теснившиеся на обтянутых гобеленами стенах, недоуменно взирали на неряшливое убожество бандитского быта.

— Ну, пить будем? — доставая из секретера коньяк, спросил Чума. — Помянем Весло, полагается…

— Стремный сегодня день, — отрицательно покачал головой Витёк. — Вдруг, менты зацепят… А на тачке номера шальные… Не, поеду к себе на хату, там нервы уйму.

— Ну, твое право… — Чума глотнул коньяк из горлышка. Сморщившись, ощупал простреленный бицепс руки, просунутой в петлю надетой на шею подвязки. Подытожил: — Завтра едем к Крученому. Про то, что пушку посеяли — молчи! И без того лютовать станет… Долю твою всерьез обсудим, коли вместо Весла впрягаешься… — Он вытащил из-за пояса пистолеты, положил их на стол. Прибавил сокрушенно: — Вот тебе и наводочка… Напоролись, как овцы в загоне на вилы… Верткий фраерок попался, удалой. А ты, Витюха, того… — Сузил презрительно глаза. — Сразу в бега… Как таракан ошпаренный.

Витёк указал на красный рубец, оставленный пулей на виске. Произнес запальчиво:

— Меня, как хлыстом… Сразу в сторону повело… Думал, в черепушку свинец ввинтился!

— Все еще впереди! — многозначительно пообещал Чума, вновь отхлебнув коньяк. — В сторону его повело… А в какую? На срочный свал, к калитке…

Витёк, уже собиравшийся покинуть компанию бандита, передумал. Присел за стол, отрешенно воспринимая язвительные нарекания, склонность к которым с новой силой вспыхнула в оправляющимся от потрясений тяжкого дня шефе.

Взял со стола «Макаров». Механически передернул затвор.

— Э-э! — Заполошно вскинулся на взведенный курок Чума. — Не шали, лапоть!

Тупая пуля «Макарова», обладающая при выстреле с близкого расстояния таранной ударной силой, попав ему в лоб, повалила на пол вместе со стулом.

Витёк, нагнувшись, с брезгливым и зачарованным вниманием смотрел, как медленно и удивленно гаснут, застывая в беспомощном негодовании, желтые, подергивающиееся остекленелой поволокой, беспощадные глаза упыря.

Смутный план завладеть сколь-нибудь значительной суммой воровских денег, подобравшись к ним поближе, ничуть не противоречил, как ныне казалось Витьку, его заветному желанию одновременного избавления от диктатуры кровавого изверга, будущего своего погубителя, которого с недавней поры он ненавидел беззаветно и люто.

Он убил нелюдя, перед кем поневоле юлил и пресмыкался, выгадывая подходящий момент исполнения этого тайного желания, потому что внезапно и озаренно уяснил: лучшего момента, возможно, не будет, и в путаной логике такого поступка присутствовал и издевательский тон считавшего его за придурка бандита, и протухшее роскошество его логова, и доступный пистолет, и уверенность в неотвратимом конце банды, и сторожевой огонек сигнализации, указывающий, что в квартире есть ценности, и, конечно же, устремление к вожделенной свободе захваченного в плен и униженного раба….

Он стер с пистолета отпечатки пальцев и — приступил к планомерному обыску квартиры, нещадно куроча мебель, отдирая плинтусы, выстукивая паркет и снимая облицовки входных дверей, под одной из которых обнаружился первый ожидаемый сверток с долларами.

После многочасового труда, завершившегося лишь под утро следующего дня, он нашел три тайника, и, вывалив на столик стоящего в прихожей трюмо — высоченного, в кружевах завитушек красного дерева, пачки валюты и россыпи украшений, замер, устало и опустошенно сознавая, что, вот, наконец, и все…

Теперь — свободен!

Вернее, он завоевал свободу, но ее еще предстояло многотрудно и бдительно отстоять.

Крученый

Тяготили предчувствия… Скорой и неизбежной беды. В голове нудно и тревожно стучало:

«Что-то случилось, что-то не так…»

И оснований для самых худших предположений после незадавшегося ограбления квартиры и последующего за ним исчезновения Чумы с подручными, имелось с лихвой.

Как объяснили Антон и Ольга, лошок, попавшийся на уловку, дверь открыл, был запрессован, но затем каким-то неясным образом сумел затеять пальбу, в результате которой бригада грабителей, получив огнестрельные ранения, ринулась наутек, растаяв в безвестности.

На телефонные звонки в квартирах Чумы и Весла никто не отзывался, посещать соратничков с визитом было небезопасно, а потому оставалось лишь ждать, строя самые унылые версии по поводу их исчезновения.

Попытка выяснения событий, произошедших после стрельбы в квартире — в частности, вызывал ли хозяин или его переполошившиеся соседи милицию, не задалась: глава группировки, способный помочь ему в предоставлении такого рода информации, ответил отказом, причем сквозило в отказе откровенное пренебрежение — дескать, мараться сопричастностью к подобного рода романтике — ниже его достоинства…

Крученый затаил обиду, хотя втайне справедливость этакого пренебрежения признал: благосклонность к нему циничной, расчетливо мыслящей криминальной молодежи, диктовалась всего лишь необходимостью тюремной страховки, но и не более; он был не у дел в новом, тщательно перекраиваемом мафиозном пространстве, где физическое насилие признавалось не как приоритет, а как крайняя необходимость.

Приоритетом являлось насилие интеллектуальное, чьими составляющими были информация, анализ, прогноз, факторы экономических рисков и вполне респектабельный в своей законопослушности результат.

Миром, где правит топор и удавка, новое поколение брезговало. Этот мир принадлежал неуклонно вымирающим питекантропам.

Так что пора было отдать себе отчет, кем именно он является в группировке. И он уяснил: да никем… Внештатником на всякий случай. Материальным воплощением затухающих отголосков прежних пещерно-уголовных традиций.

А как он оплошал с подведомственным рынком, над которым держал «крышу»!

Хитроумный и льстивый директор, знакомый ему с давних лет, извечно щедро прикармливающий в том же расчете на «кабы чего не вышло», сумел уломать его на ежемесячную сумму мзды, равную пяти тысячам долларам, причем взял с него слово, что планка оброка устанавливается твердо и незыблемо на два года.

И он получал эти пять тысчонок, вполне ими удовлетворяясь, однако, проговорившись об этих своих дивидендах в группировке, получил насмешливую отповедь: высокодоходный рынок был должен отстегивать ему как минимум — сто пятьдесят кусков ежеквартально!

А слово он уже сказал, не вернешь слово… Купился на подачки, на икорку с осетринкой, на пакеты с овощами-фруктами, на «уважение» копеечное…

Вот уж лох, так лох!

Униженная злоба терзала Крученого, и подогревалась злоба сопутствующими неудачами: оклемалась в больнице Ирина, принялась названивать домой, с тревогой выспрашивая, — как, мол, дети, чем заняты, ходят ли в школу?..

Ну, с Ириной он разберется, не впервой. Спишет в утиль. Способов много: ночное нападение