Читать книгу - "Медвежья пасть. Адвокатские истории - Алексей Ходорковский"

Вечером следующего дня мы пошли в кафешку на берегу озера. На открытой террасе играла музыка. Принесли шашлык и вино. Я подошел к ней сзади, поцеловал волосы и пригласил танцевать. Звучала красивая итальянская мелодия. Она была в легком, облегающем платье, от волос пахло чистотой и свежестью. Обнял и прижал к себе — мне не хватало ее тела. Мы медленно двигались в танце.

— Понимаешь, Леш, я пятидесятилетний мужик, не склонный к сентиментальности, вдруг ощутил нереальный кайф, миг прострации. Что-то сильнее оргазма. Такое было впервые в моей жизни.

После танца мы вернулись за столик, и я рассказал Леночке о пережитых секундах. Она смолчала, думаю, не поверила.

Как-то за ужином в нашем съемном гнезде, поедая очень вкусный десерт, приготовленный волшебными врачебными ручками, я спросил ее:

— Не тяготит ли тебя, Зая, наша жизнь вне брака? Ведь из семьи я не уйду — ты это знаешь с первых дней нашего знакомства.

Она ответила для меня неожиданно.

— Я благодарна тебе только за то, что ты даешь мне возможность греться рядом с тобой.

Я долго обдумывал ее слова. Не сразу понял, что это была ложь. Она, как и все женщины, хотела замуж. Лена выставила ультиматум:

— Хочешь, чтобы мы дальше были вместе? Женись!

Но это будет намного позже, перед разрывом. До этого жесткого разговора будет еще Париж, защита диссертации…

Наше четырехлетие мы отмечали дома с красивой скатертью, абхазским вином и подругой Светой. После третьего бокала Леночка отозвала меня в коридор, прижалась ко мне и заявила, что хочет ребенка. Ничего неожиданного и оригинального в этом не было. Двадцать семь лет, молодая красивая девушка хочет родить от близкого человека. Однако я был в ужасе, перепугался до полусмерти.

Через годы сам не понимал, почему так струсил. Не я первый, не я последний имел бы внебрачного ребенка, да и прокормить их была возможность. Ребенка бы любил. Но понял я это все позже, когда поезд ушел. Тогда я был рад победе — никаких детей. Но победа потом вылезла депрессией и давящим чувством вины. Зимним вечером, где-то лет через пять, я направил ей сообщение, где назвал себя м…даком, извинился. К этому времени отношения наши были закончены, и она была беременна от другого. Зая ушла от меня. Вместе с ней ушли любовь и счастье.

Жизнь продолжалась. Пока мы еще были вместе. Происходили новые события, которые, как новые страницы книги, залистывали старые. Я всячески старался загладить удар, подлизывался как мог. Стал более внимательным, дарил подарки. Но что-то надломилось. Лена стала грустнее, реже смеялась. В один из выходных под Москвой мы встретили прелестного малыша лет двух, трех. Зая грустно так сказала: «Такого хочу». И тихо добавила: «От тебя».

Через год после конфликта отношения выровнялись, во всяком случае внешне.

Мужики часто жалеют о своих поступках. Не признаются, но жалеют. Это был именно тот случай. Встреча малыша и ее слова крепко засели в моей голове.

Совместных поездок в выходные стало больше, куда-то ездили и ездили. В памяти все слилось в одну большую поездку. Названия отелей и домов отдыха стерлись. Нам было все равно где, главное — вместе просыпаться утром, для нас это и было счастье. В будни мы были лишены этого.

Потом был Париж. Мы праздновали свое семилетие. Леночка уже почувствовала вкус к хорошим вещам, блистала своей красотой и нарядами. Наверное, год после поездки была законодателем мод в своей больнице. Она умела носить вещи и подавать их. Всегда все было отглажено, украшено каким-то пустячком, шлейф тонких духов тянулся за ней следом. Даже белый врачебный халат, сшитый нами на заказ, жестко накрахмаленный, с именным вензелем на груди смотрелся как произведение искусства. Она носила красивые и дорогие вещи без лишней помпезности и выпендрежа, поэтому тряпки на ней смотрелись естественно и просто.

В аэропорту Шарль-де-Голь Зая пришла в восторг от яркости и необычности архитектуры стекла и бетона. Она принимала все, как ребенок, смеялась. Я был рад ее реакции, мне было уютно рядом с ней, хотел ей угодить. Ей нравилось то, что обычно вызывает у нас раздражение: очереди на таможню, ожидания паспортного контроля и багажа. С Леночкой эти процедуры проходили легко и незаметно. Она была счастлива.

С удовольствием опиралась на мою руку и хвалилась духами «Люблю Париж», которые мы купили тут же, в аэропорту. Она крутила флакончиком перед моим носом и целовала меня в щеку. Брызгаться я ей не давал, но она каким-то образом ухитрилась сделать это и была довольна собой. Взяли такси и поехали в отель. Отель был забронирован в самом центре, я когда-то в нем бывал. Подъехали к парадному подъезду, Зая вышла из машины и увидела Лувр. У нее, по-моему, дыхание перехватило. Она обняла меня и сказала:

— Спасибо тебе, мой родной. Я всегда мечтала увидеть Лувр.

Первое ее искреннее, не сыгранное впечатление. У каждого есть свои любимые места в Париже. Ленку уложили на обе лопатки старинные стены Лувра. Она просто обалдела, и к этим воспоминаниям мы много раз возвращалась.

Мы заселились. Отель был старым, с маленькими лифтами и уютными каминами. Обычная комната с окнами на цветочную клумбу во дворе. В номере мы практически не бывали. Все время гуляли по улицам. Париж был перед нами, у нас было семь дней.

В первый вечер мы пошли в варьете «Крейзи хорс». Обнаженных танцовщиц «одевали» яркими лучами света. Необычно и красиво.

Прогулки по Парижу. Смех, улыбки, рука в руке. Вернувшись в отель, падали в койку еле живые от усталости и лежали без движения.

Все дни гуляли по городу пешком, экскурсий не брали, наслаждались Парижем и друг другом.

Как потом выяснилось, эта поездка стала этапом в нашей жизни. Через пару месяцев Лена осторожно сообщила мне, что беременна. Удивления не было, так как мы перестали предохраняться. Выло ясно, что без ребенка она не останется со мной. Я решил — будь что будет. Молча поцеловал любимую женщину. Она сияла. Я уже хотел, чтобы она родила. Материально мы к этому событию были готовы, да и морально я за семь лет созрел. Все было вовремя и здорово. Стал видеть в ней не только любовницу, но и маму своего ребенка. Беременность нас сблизила. Каждый вечер целовал ей животик и задавал старый риторический вопрос: «Кто там?» Она ждала ребенка. Ей был тридцать один год.

Прошли счастливые три месяца. Наступил новый 2008 год. В январе мы поехали в подмосковный санаторий. Леночку мутило. Я носился с ней, как с писаной торбой. Она меня успокаивала, но была раздражительной. Я все понимал и относился к ней, как к больному ребенку, собственно, она и годилась мне в дочки.

Все хорошо в жизни не бывает. В конце февраля, на четвертом месяце беременности слушаю истеричный голос в трубке, слезы. Лена сообщила, что было кровотечение, выкидыш, больница. Я в это время был в командировке. Прилетел через три дня. Она была уже дома. Замкнутая, эмоции блокированы, молчит. Стал ухаживать за ней, утешал. Возил в больницу на осмотры. Очень испугался за нее, о ребенке как-то не думал. Лишь бы родная была жива и здорова.