Читать книгу - "Убийца из прошлого - Моника Кристенсен"

– А не староваты ли мы для этого? – Эриксен вовсе не возражал, наоборот. Он уже предвкушал, как пропустит несколько стаканчиков, прежде чем они по утреннему холодку побредут к отелю и завалятся спать. Как и полагается после хорошего ужина. Как не раз бывало прежде.

– Ты, Один, – Якоб Кремер не мог не улыбнуться, – для этого никогда не состаришься. Так и будешь веселиться до последнего.

Харальд Ольдерволл не проронил ни слова. Предстоящее немного его пугало. Но другого пути всё равно не было.

Пятеро мужчин медленно шли по гравийной дороге, некоторые то и дело оступались. В отель заходить не стали. Они направились дальше в тундру, мимо губернаторского домика, вдоль трубопровода к дому, который приезжие называли «музейным», а свои – «штейгерским». Это был обычный дом, в котором когда-то жила семья из четырёх человек: горный мастер (штейгер) шахты «Эстер» (на этой шахте 5 ноября 1962 года произошла катастрофа, считающаяся крупнейшей шахтёрской катастрофой в истории Норвегии), его жена, кухарка столовой для администрации, и двое их детей.

Когда-то давно, спустя много лет после того, как шахты закрыли, а из города сделали исследовательскую станцию, кто-то, зайдя в этот дом, увидел нетронутую обстановку сороковых годов, вообразил, как здесь жилось маленькой дружной семье, которую занесло в самый северный край Норвегии, и почувствовал, что здесь живёт история, которую стоило оберегать. Небольшой деревянный домик, покрытый облупившейся жёлто-палевой краской, взяли под охрану. По возможности ничего не переставляя и не трогая.

Вот туда-то и направились старики. Им было известно, что дверь не заперта. Тур Олуфсен захватил бутылку коньяка. Ларсен нёс пакет, в котором что-то позвякивало.

– Смотри не грохнись. – Эриксен просто не мог сдержаться. Последнее время ему стали особенно бросаться в глаза старость и неуклюжесть Ларсена. Он опасался, как бы тот ненароком не споткнулся и не разбил стаканы. Идти оставалось всего ничего.

Харальд Ольдерволл сунул руку в карман пиджака. Встречаясь, они иногда совершали некий ритуал, и он кое-что для него подготовил. Но сегодня всё будет иначе. И не только потому, что этот раз – последний.

Из окна квартиры стюарда за ними наблюдал Кнут. Было поздно, и он уже подумывал отправиться в губернаторский домик и лечь спать, но, глядя на этих пятерых, решил задержаться.

Торжественный ужин прошёл хорошо – к всеобщему удивлению. Сначала говорили о серьёзном, сожалели о роспуске Союза ветеранов: все его члены так состарились, что до следующего года могут уже и не дожить. Роберт Эверетт тоже говорил, рассказывал о годах, проведённых им на Шпицбергене после гибели «Исбьёрна» и «Селиса». Ему хлопали, и не только из вежливости, – в энергичных аплодисментах слышалось искреннее желание оставить в прошлом все подозрения и взаимное недоверие.

Но мало-помалу настроение у всех поднялось, старики разошлись, принялись горланить песни военных лет, рассказывать истории и анекдоты, да такие, что и команду регбистов заставили бы покраснеть. Стюард, которому полагалось после банкета всё убрать, выгонять их не стал и пытаться. Он махнул Кнуту и Роузам, чтобы они поднялись по лестнице к нему в комнату.

Там они обменялись сведениями, собранными за день. Пол Юхансен посерьёзнел.

– Вы кое-чего тут не понимаете, – сказал он. – Есть вещь, которая зовётся честь…

Стюард всегда говорил мало, но, когда он всё-таки решал высказаться, Кнут ловил каждое слово.

– Ты имеешь в виду – мы что-то упустили? А я считаю, мы выяснили почти всё, ну правда – всё. Я узнавал у начальника полиции, всё так, как мы и предполагали. Вышел срок давности. Если мы поймаем убийцу из Сёр-Варангера, приговор ему выносить не будут.

– Ну, значит, и на этот раз уйдёт, – покорно согласился Себастьян Роуз.

– А вот здесь вы ошибаетесь, – гнул своё стюард. – Тебе, Кнут, стоило бы походить на доклады в эти дни да послушать разговоры после. Если бы ты их послушал, то понял бы, что мнение небольшой, но сплочённой группы значит гораздо больше, чем мнение всех остальных, включая нас. Возьми, например, Эверетта. Ветераны его как бы простили, предпочли обойти стороной тот факт, что он был предателем. Так ведь для него происходящее здесь ничего не значит, его друзья и знакомые вряд ли узнают вскрывшуюся сегодня правду. А те остатки чести, которые он ещё не растерял, касаются не того, что он на самом деле сделал, а только того, что могут подумать свои.