Читать книгу - "Опасно для жизни - Фридрих Незнанский"

Грязнов польщенно хмыкнул:

— Доброе слово и кошке приятно.

— Так что выезжай завтра, — продолжил Меркулов. — Просьба: уложиться в три дня. А ты, Саша…

В этот момент ровный голос Константина Дмитриевича перебил резкий междугородний звонок.

Меркулов снял трубку:

— Да, Виктор Петрович, приветствую еще раз. Слушаю. Так. Так… Что ж, спасибо за оперативность. Я к вам Турецкого направляю, руководителя следственной группы. Сегодня же и поедет. Я рад, что вы рады. Ну добро. А ты, Саша, — продолжил Меркулов, аккуратно опустив телефонную трубку, — поедешь сегодня же в Питер. Виктор Петрович сообщил следующее: на одном из отделений связи города служащая показала, что производила отправку препарата с маркировкой «полипептид Хуанхэ». Название необычное, народ у нас нынче на все нетрадиционное, китайско-тибетско-американское, живо реагирует, вот работница почтового отделения и запомнила. Я еще раз созвонюсь с прокурором Питера, Маркашиным, чтобы был тебе обеспечен полный карт-бланш.

— Так не обидит, я думаю, — скромно опустил очи Александр.

— Еще бы! Когда вместе бражничали. Как говорил один одесский профессор: «Не мало было ими исколесено по тем местам».

— Откуда ты все знаешь, Костя? — прищурился Александр.

— Положение обязывает.

Таким вот образом и оказался Александр Борисович в «Красной стреле», следующей в Северную Пальмиру.

…Турецкий вернулся в купе. На столике стояли два пластиковых контейнера с ужином. Женщина держала в руках красивую керамическую кружку с чаем, смотрела в окно. Турецкому был виден ее профиль — высокий, наполовину скрытый каштановой прядью лоб, прямой нос, четко очерченный подбородок. Он опять ощутил непонятное волнение и, неизвестно на кого рассердившись, уселся на свое место. Взял лежавшую на столике газету «Стрела» и как бы погрузился в чтение. Но номер газеты был тот же, что и в его прошлую, недавнюю поездку, и вместо разгаданного кроссворда и столетней давности анекдотов глаза почему-то разглядывали руки женщины с длинными пальцами и коротко остриженными, безукоризненной формы ногтями без лака. «Да кого же она мне напоминает? — вконец измучился Саша, украдкой рассматривая попутчицу. — Господи, да ведь Риту! Риту Счастливую»[7].

Действительно, темноволосая незнакомка чем-то неуловимым походила на русую Риту — давнюю, сильную и трагически оборвавшуюся Сашину любовь. Чем? Да вот этой породистой статью тонкой фигуры, внимательным взглядом умных глаз. И руки! Такие же крепкие, с коротко остриженными ногтями, чтобы не рвалась тонкая резина перчаток. Рита смеясь сокрушалась, что никто и никогда не примет ее за беззаботную светскую львицу — руки выдавали профессию.

— Вы врач? — неожиданно спросил он попутчицу.

Женщина подняла на него серые глаза, чуть помедлила и ответила своим звучным голосом:

— Да. А вы, судя по наблюдательности, следователь?

— Да, — растерянно признался «важняк».

Они посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись. И Турецкий почувствовал радостное облегчение, будто узнал наконец старого друга.

— А что, чай уже разносили? Я пойду попрошу себе, — торопливо заговорил он, боясь, что разговор оборвется и он больше не услышит ее виолончелевого голоса.

— Идите, — чуть насмешливо улыбнулась женщина.

Саша промчался по коридору, затребовал: немедленно! чаю! в пятое купе!

— Вам плохо? — испуганно спросила пожилая проводница, глянув на его возбужденное лицо.

— Нет, мне хорошо, — взяв себя в руки, строгим голосом ответил старший советник юстиции, повернулся и степенно прошествовал обратно.

Через минуту проводница принесла керамическую кружку с дымящимся чаем, посмотрела наметанным глазом на парочку, сказала вполголоса: «Ага», видимо решив для себя некую задачу, вышла, аккуратно прикрыв дверь купе. Пассажиры снова рассмеялись.

— Интересно, что обозначает это «ага»? — спросила женщина.

— Не знаю, — смутился Саша. — Очевидно, соответствие человеко-единиц койко-местам, — неуклюже пошутил он и добавил: — Меня зовут Александр Борисович. Можно Саша.

— А меня Наталья Николаевна, можно Наташа, — в тон ему ответила попутчица.

— Гончарова? — предположил Александр.

— Денисова, — рассмеялась Наталья Николаевна.

Они прихлебывали чай и посматривали друг на друга. «Интересно, сколько ей лет? Морщинок почти нет, выглядит на тридцать. А в глазах такой жизненный багаж — лет на сорок. А когда смеется — совсем девчонка», — прикидывал Турецкий.

— Вы москвичка? — прервал он свои раздумья.

— Нет, я… из Питера, — чуть замешкавшись, ответила Наташа.

— Чем вызвана задержка с ответом? Что вы скрываете от следственных органов? — насупив брови, строго спросил он.

— Ого! — якобы изумилась Наташа, принимая игру. — Чувствую себя в неумолимых, железных руках правосудия! Ну чем вызвана? — посерьезнела она. — Видите ли, называть себя ленинградкой уже отвыкла, а петербурженкой — еще не привыкла. Питер — московское словечко, тоже не очень привычное. Мы свой город раньше только Ленинградом называли. А теперь это слово из обращения изъяли: «Санкт-Петербургские новости», «Санкт-Петербургские ведомости», «Петербургская панорама» и так далее. Но новое, вернее, старое название в обиходе не приживается. И получается: уже не Ленинград, но еще не Санкт-Петербург.

— Почему?

— А вы когда последний раз в нашем городе были?

— Недавно, — уклончиво ответил Саша.

— Ну и что, похож он на Санкт-Петербург?

— Пожалуй, нет, — согласился Турецкий, вспомнив разбитые дороги, темноту вечерних улиц, едва освещенных редкими, как чинара в пустыне, фонарями, груды мусора и матерную ругань возле ларьков.

— Так вы, Наталья Николаевна Денисова, она же, судя по профилю, Гончарова, против возвращения культурной столице России исторически верного наименования? — сурово осведомился Саша и даже как будто потянулся за шариковой ручкой, дабы внести ответ в протокол.

— Нет, мой генерал, — потупилась Наташа, — историческая справедливость, безусловно, должна восторжествовать! Но в сегодняшних реалиях, исходя, так сказать, из действительности, учитывая, я бы сказала, текущий момент, все не так однозначно, как это представляется некоторым поверхностным наблюдателям.

И, как будто устав ерничать, Наташа подняла на Турецкого свои умные глаза и добавила:

— Ну что, пристрелялись? Может, теперь поговорим нормально, Саша?

От этого «Саша», произнесенного ее необычным голосом, у Александра Борисовича упало и часто забухало сердце. «Тормози, Турецкий! — попытался он остановить себя. — Это не проходной флирт. Это — реинкарнация. Она — это Рита. Ты попадаешь под поезд, как какая-нибудь пресловутая Анна Каренина. А ведь у тебя жена и дочь».