Читать книгу - "Иностранец - Александр Афанасьев"

Кофе на ночь. Бр…

– Выпейте…

Я выпил… меня чуть не стошнило. Я выругался

– Пейте, пейте…

Лука был трезв. Странно… еще две недели назад мы не знали друг друга, а сейчас мы – почти друзья. Это чертово дело объединило нас.

Чужая беда всегда объединяет. Хотя бы тем что она произошла не с тобой…

– Еще?

– Не… меня кондратий хватит…

– Кондратий?

– Сердечный приступ. Учи русский.

– Мы, сербы и так понимаем. Незачем учить.

Оно так. Русский и сербский конечно не то, что русский и украинский, но при желании понять друг друга без переводчика можно. Мы же понимаем, если надо.

– Ты как?

– Я нормально…

– Тебя не привлекают?

– За что? – удивился Лука

Ну, да. Вот тут полицейская практика нашей страны и Сербии сильно различается. У сербов если полицейский применяет оружие – это просто принимается как есть, он не проходит семь кругов ада, не пишет объяснительные. Здесь видимо, нет надзирающего прокурора, которому за счастье тебя в Нижний Тагил закатать. Сербским полицейским просто не понять некоторых аспектов нашей реальности – что например, получить оружие на постоянное ношение может далеко не каждый полицейский, что это зависит от хороших отношений с начальником РОВД, а так ходи безоружный, оружие выдадут, только если задержание, а противоправное поведение будь любезен пресекай. Как хочешь, голыми руками. Нигде в Европе такого нет, а у нас есть. У нас менты, опера, из тех, кому не пофиг – покупают травмат получше за свои деньги и с ним ходят. Это ни в сказке сказать, ни пером описать. Но и те, кому положен пистолет на постоянку – тоже покупают травмат, потому что любое применение оружия обставлено таким количеством бюрократических рогаток, что шанс попасть в Нижний Тагил очень велик. А если применил травмат – даже рапорт писать не надо, это вообще не считается применением оружия.

Вот такая вот… фильдиперсия

– Проехали. Ты кстати в курсе, что нас отстраняют?

– Сказали…

– Тебя назад, в Ниш?

– Нет. Меня в США отправляют. Академия ФБР. Специальные курсы.

– Поздравляю.

– С чем?

– Тебя повышают.

Это кстати давний прием бюрократии – оказывается, она здесь такая же, как и у нас. Хочешь избавиться от человека – повысь его. Немалое число подонков в генеральских погонах оказались наверху именно так.

– Дело закрывают.

– Его не закрывают. А передают другой оперативно-следственной группе.

– Вы же понимаете, его хотят утопить.

– Лука… ты мне веришь?

– Вам – да.

– Тогда послушай человека, который дослужился до полковничьих погон – я выругался матом и продолжил – у нас и у вас все одно и то же, я в этом убедился. Такое же дерьмо. Ты сейчас никто. Так, мелочь. Тебя что сдать, что посадить, что оболгать и уволить, что даже посадить – вообще никаких проблем. Потому что ты не генерал. Но тебе предлагают встать на дорожку, которая тебя к генеральским погонам приведет. Так встань на нее. И иди по ней. Не бузи, ничем себя не выдавай, прислуживайся, когда надо. Играй по правилам этой системы – клюй ближнего, гадь на нижнего, смотри в задницу верхним. Но помни – помни это дело, помни все дерьмо, что произошло. Когда ты станешь генералом – ты сможешь отомстить. Но пока – не рыпайся. Сделай вид что смирился. И главное – помни.

Лука не сразу все это в себе переварил

– А как же… дело.

– А что – дело. Дело раскроют. Или не раскроют. Зло уже сделано. Убитых не вернешь. Но убийц – ты сможешь и наказать. Но не сейчас. Когда станешь генералом. Месть – это блюдо, которое подают холодным.

Не знаю, прав ли я был, когда стал учить этому человека, который сохранил еще какие-то остатки идеализма. Жить как мы тяжело, жить, как живем мы – страшно. Ждать, ненавидеть, бояться удара в спину и наносить такие удары самому. Мы давно уже потеряли смысл всего… смысл работы полиции в том числе.

Но может быть, он выживет. И сможет, поднявшись наверх не только отомстить сливающим дело подонкам – но и вспомнить, ради чего все это. Вспомнить, и заставить вспомнить других.

В конце концов, только на это и остается надеяться…

…

Короче говоря, из кафаны вышел я уже изрядно во хмелю… кафана вообще-то не предназначена, чтобы бухать, но мне было ни до чего, а сербы постеснялись сделать мне замечание. Было уже темно, и над Белградом – в какой-то дымке висела полная луна, тоже пьяная, наверное.

Пошла ты нахрен, Луна…

Я пошел к машине – и из-за того что был пьян и потерял в итоге бдительность (с какими насмешками мы еще в милицейской школе встречали рассказы преподавателей о потерянном по пьянке оружии и прочих неприятных вещах) – и не заметил, как меня взяли в кольцо. Понял только, когда рядом остановилась БМВ и опустилось заднее стекло.

– Садитесь, прокатимся…

Это был Божаич…

…

Приехали мы – на берег Дуная, там где Дунай сливается с Савой – но с противоположного берега, не с того на котором построен Белград. Белград вообще интересно построен – почти все на одном берегу, а на другом – застройка типично сельская. Это было связано с тем, что еще сто лет назад Дунай был пограничной рекой, и с той стороны была Австро-Венгерская Империя. Сейчас уже давно не так – но с той стороны застройка сохранилась откровенно сельская, не коттеджная даже. Вот с той стороны – мы и были…

Пистолет у меня отобрали. И я знал, что велик шанс того, что сейчас я поплыву по Дунаю с перерезанным горлом. Меня как Аню через полстраны везти не будут…

Божаич подошел к берегу, какое-то время смотрел на Дунай. Потом повернулся ко мне

– Я так полагаю, отступать в этом деле вы не намерены. В деле Ани Никич.

Хмеля ни в одном глазу не осталось

– С чего вы так решили? Меня отстранили – ваша работа?

– Не совсем. Хотя мы были заинтересованы. Надо сказать, вы оказались намного опаснее, чем мы думали…

– Сочту это за комплимент.

– Зря. Но я знаю ваш тип. Вы не успокоитесь. И отстранение – это… не решит проблему. Проблема в том, что вы не там копаете. А у нас выборы на носу и скандал мы себе позволить не можем. Хотите знать, как все было на самом деле?

– Хочу.

Божаич задумался

– Богдан он… неплохой человек. Даже отличный. Великолепный лидер для Сербии будущего. Ему просто не хватает некоторых важных качеств. Например, самоотверженности. Бизнес испортил его в этом плане. Он… весьма чувствителен как к вопросам бытового удобства, так и ко всяким… приятностям. Жить как Тито во время войны в пещере он не готов.