Читать книгу - "Золотая тень Кадыкчана - Ирина Ивановна Беседина"

Мы вместе надели колье, диадему, кольцо. Не смогли надеть серьги. У Натальи не были проколоты уши.

– Боже мой, Лёва! Ты, оказывается, не только герой. Спасибо тебе.

Впервые после нашей московской встречи она нежно обняла меня и поцеловала в щёку. Мы вышли. Было ощущение, что я веду под руку девушку, которая не знает, как целуют мужчину.

В ресторане подруги воззрились на Наташу.

– Ну, Наташка, ты даёшь! Где всё это откопала? Взяла напрокат?

Они вертели её, цокали языком, были в восторге и не скрывали своего удивления.

– Ну что вы, девчонки, как дикари. Познакомьтесь с моим другом. Это он мне подарил.

Мы сели за стол. Подруги оказались весёлыми, шумными девчонками. Обе работали вместе с Наташей продавцами в магазине. Их парни старались поддержать веселье.

– Так за что тебе твой друг подарил драгоценности?

– Как за что? Он отец моего сына.

– Так ты же не замужем?

– Нас разлучила война. И только недавно мы встретились.

Подруги закричали «ура». Полезли целоваться, поздравлять. Вечер закончился торжественно. Все были уверены, что в ближайшее время предстоит свадьба. Я усадил всех в машину и развёз по домам. Подъехали к дому Наташи.

– Пригласи меня попить чаю. У меня горло пересохло, – попросил я Наташу.

Как хорошо было у неё дома – тихо, спокойно, уютно, прибрано. Мы прошли на кухню. Она заварила чай из каких-то своих трав.

– Эти травы я собираю летом на даче у мамы. Потом составляю из них букет чая с особым ароматом. Попробуй мой праздничный именинный пирог. Я испекла, чтобы отметить день рождения с сыном.

– Спасибо. Ты помнишь, чем кормила меня в День Победы? Каша была ужасная. Но я такой был голодный, что съел её и даже не спросил, ела ли ты хоть что-нибудь. Вообще как ты могла обратить на меня внимание?

Наташа ничего не ответила по этому поводу, только сказала:

– Спой мне. Потихоньку спой любую песню тех лет. Спой «Тёмную ночь»…

Я спел. Потом увидел гитару. Взял её в руки, стал наигрывать, спел ей ещё романс.

– Наташа, я не хочу уходить. У тебя так хорошо. Я понимаю, что не пара для тебя. Ты – красавица, а я – урод. Ни лицом, ни ростом не вышел. Полноват, лысоват. Но ведь ты обратила тогда на меня внимание.

– Господи, Лев, ты просто помешан. Ты не красавец, но ведь не урод. И я тебе тогда ещё говорила, у тебя душа красивая. Мне дано её видеть.

Она подошла ко мне. Заглянула в глаза.

– Мне, как и тогда, придётся брать инициативу в свои руки. Ты помнишь, как это было тогда? Я была счастлива.

– В свои руки? – мне стало весело и просто. – Ты не знаешь меня настоящего.

Я моментально и крепко обнял её. Поцеловал в губы так, что она задохнулась. Ещё, ещё целовал, не давая рта раскрыть. Потом взял на руки и принёс в спальню на кровать. Она смеялась.

Всё было, как в первый раз. Утром мы всё повторили, и ещё раз повторили. И во мне родилась любовь к моей жене и матери моего ребёнка. Как написано в Библии: двое стали одним.

Я был счастлив не только в первое время, не только в начале нашей совместной жизни. Я был счастлив всё время нашей жизни. Вначале это было узнавание. Было важно знать, кто что любит, какие совершал и совершает поступки, какие любит книги, какую музыку любит и как воспринимает. Было множество неожиданных нюансов, узнаваний, интересов. Потом возникли общие привычки. Наш сын пошёл в школу. Наташа больше не беременела. Я не мог понять, почему. Выяснилось, что на Чукотке я получил дозу.

Неожиданно за мной пришли из КГБ. Господи, зачем я мог им понадобиться? Невысокий коренастый круглолицый смуглый подполковник сурово взглянул на меня, спросил:

– Ваше имя, отчество.

– Близинский Лев Наумович.

– Вы служили на Чукотке в 1946 году?

– Да, после войны в Маньчжурии нас отправили на Север.

– Расскажите мне о первом дне пребывания на Чукотке. Кто был вашим командиром?

– Иванушкин. Капитан Иванушкин. Это боевой, преданный Родине офицер.

– Не беспокойтесь, я знаю.

Я понял, что речь пойдёт о Гудыме, о той подземной лаборатории. Я молчал. Но долго молчать было нельзя. Это же КГБ. Они всё всегда знают.

– Было очень холодно. Необходимо было ставить палатки, делать хоть какое-то жильё.

– Я не про это вас спрашиваю. Бросьте трусить. Это все остальные занялись обустройством. А чем занимались вы с Иванушкиным? Расскажите о лаборатории. Почему ваше подразделение оказалось в лаборатории?

– Мы увидели дорогу. Иванушкин должен был знать, куда она ведёт. Мы торопились. И быстро прибежали к сопке, около неё дорога заканчивалась. Около толстой бронированной двери стояли бочки с горючим. По надписям на них мы поняли, что это немецкие бочки. Медлить было нельзя. Мы взорвали вход и бегом кинулись по подземному коридору. Ворвались в большой зал. Там были люди.

– Много было людей?

– Да, много. Было три немецких офицера. Остальные в плачевном состоянии. Они стояли отдельно у стены. Немцы кинулись к двери дальше по коридору, но мы их не пустили, скомандовали «стоять».

– Команды подавались на немецком языке?

– Да, на немецком.

– Подавали их вы или Иванушкин?

– Иванушкин поручил мне.

– Вы знаете немецкий язык, – он помолчал и оценивающе взглянул на меня. – Но нам сообщили, что допрашивать немцев было некому.

– Я не разговаривал с этими немцами. К тому же немецким языком я владею слабо.

– Да, с этими немцами вы не разговаривали. А с кем вы разговаривали? Куда делись те люди, что стояли у стены?

– Один из трёх немцев сказал, что ему необходимо облегчиться, что у него от страха схватило живот. Ему разрешили. Мы не знали, в каком направлении находится сортир. Он подбежал к рубильнику, нажал на него. Произошёл взрыв. Все, кто стоял у стены, были убиты. Там погибли и наших трое ребят. Этого фашиста сразу пристрелили.

– Да, теперь мне понятно, куда делись люди. – Подполковник взглянул на часы. – Видите у стены письменный стол? Возьмите бумагу и ручку и опишите все события, касающиеся вашего пребывания в этой лаборатории. Особенно внимательно и подробно ваш разговор с руководителем лаборатории. Это важно. Я оставлю вас на два часа. Надеюсь, этого времени вам хватит.

Подполковник ушёл. Я остался один. Сел за стол и начал писать. Я понял, что писать надо правду, скрывать ничего нельзя. Неизвестно, кто и что сообщил им об этом событии. Я вспомнил и написал дословно весь разговор с Карлом Мауэром. Я написал, что Карл Мауэр проявлял полную пассивность. Он знал, что его