Читать книгу - "Гром над пионерским лагерем - Валерий Георгиевич Шарапов"

умеет жить абсолютно незаметно, что исключено. Акимов, который «держал» крыльцо, видел, как рано утром ушла Наталья с папкой — видимо, к Вере на ковер. Потом без особого удивления увидел, как появилась Сонька, клоп самостоятельный, прошмыгнула со своим медведем в дом.

«Интересно, что там у Виктора», — подумал Сергей и, осторожно обогнув открытое место — двор и дом — по большой, с запасом, дуге, подобрался с тыла, со стороны закрытых окон.

Там вел наблюдение Эйхе, хоронясь в тени косой развалюхи. Торчала там какая-то среди бурьянного буйства. То ли старый уличный сортир на двор, то ли дровяной сарай на одну семью — гнилые стены, косая дверь на одной петле, крыша, как рот зека, с зубами через один.

Виктора он нашел в такой же позе, какой оставил: голова чуть приподнята, руки вдоль тела, оружие — в открытой кобуре.

«Как крокодил, — подумал Сергей, — только вон, ноздри-уши шевелятся да глазами моргает, и то изредка».

Увидев друга, чуть поднял белесые брови. Не одобряет.

— Что, как? — шепнул Акимов.

— Он здесь.

— Уверен?

— Знаю.

— Откуда?

— Я их слышал.

Акимов прикинул расстояние до дома и усомнился:

— Так громко ругались?

— Нет, не ругались, — поправил Эйхе лаконично, но с таким выражением, что Сергея пробил мороз по хребту.

Тут они увидели, как со стороны жилых кварталов принесло Наталью — она выбилась из сил, не бежала, а шла точно под ветром, кренясь и чуть ли не параллельно земле. Пропала из виду. Было слышно, как стучат внутри шаги, слышались крики и даже завывания. Акимов, не глядя на друга, прошелестел:

— Входим?

Тот покачал головой:

— Там Соня. Следи за крыльцом. Я держу окна.

— Заколочены они.

— Время.

Акимов неслышно канул в кусты, только несколько веток качнулись. Эйхе с одобрением кивнул.

Глава 29

Вернувшись из лагеря, Колька решил уж было прикорнуть на родном диване — но тут как током ударило. Он встал, обхлопал-обыскал карманы и понял, что драгоценная, с таким трудом распутанная леска куда-то пропала. Тогда Колька, восстановив в голове события этой нервной ночи, вспомнил: точно! Распутать-то распутал, а забрать — не забрал.

С утра, на радостях оттого, что все порешали, что Палкина-дура на месте, и не вспомнил. Потом прилетели эти гагары из педучилища — ух какие, откормленные раньше нового года, — что-то защебетали, заболтали. Он и ушел домой под впечатлением, забыв обо всем.

На склероз рано жаловаться, порадовался Колька и, влезши в ботинки, попер обратно в лагерь.

Утро было ленивое, настоящее отпускное, теплое. По мостовой катился горячий воздух, будто кто-то расплавил стекло и пустил его под ноги. Так было лениво, благодушно, что, когда на полпути вынесло на него Наталью — глаза на лбу, растрепанная бело-серебряная коса по ветру, — перво-наперво захотелось треснуть ее по башке, чтобы не портила картину.

Но добрый Колька крикнул вслед лишь:

— Случилось что?

Со свистом ветра донеслось:

— Соня! — И Наталья растаяла в мареве.

Колька, пожав плечами, пошел дальше. Новости какие-то. Заболела все-таки? За врачом помчалась? Утром Сонька с медведем своим в обнимку спала, сопела себе в две дырочки.

В лагере было оживленно и весело, новые девчата ловко (видно, что по науке) организовывали весь этот цветной, разноперый октябрятский табунчик, затевая какую-то воспитательную игру с походами и назидательными беседами. Колька прошел было в корпус, в свою дежурку — и тут на него налетела Гладкова, странно похожая на Наталью встрепанным видом и косыми глазами.

Налетела и прямо вцепилась в ворот.

— Колька! Где Палкина?!

— Как где? Я уходил — дрыхла себе.

Ольга, чуть не плача, простонала:

— Нет! В спальне — нет! В столовке — нет! Наталья пришла за ней, а ребенка нет!

Колька понял, что все-таки придется что-то решать самому, без Волина и прочих. Он ужаснулся, но спокойно пообещал:

— Знаю, где она. Найду.

— Я с тобой!

— А ты тут! И не рыпайся, поняла? А то по шее. — И, уже не слушая, припустился вслед за Натальей.

…А Введенская была уже в доме. Ворвалась в дом, обыскала свою половину — пусто. Чуть не снесла дверь на половину Миши и тут тщательно осмотрела каждую пядь, каждый угол. Там было темно, свет от белого дня не пробивался сквозь забитые окна, лишь теплилась керосинка. Андрей, усевшись на диване, заложив книгу своим дурацким ножом, наблюдал с благожелательным недоумением.

— Ты ко мне, ненасытная? Или потеряла что?

Потеряла, еще как. Ее безумные, полуслепые глаза метались по стенам, полкам, картинкам. Она увидела медведя Сони — он валялся кверху лапами в ногах у Андрея, на диване, и голова мишки этого была дико, с неигрушечным мучением сближена с задними ногами, точно из середины туловища пропали все опилки, точно кто-то, издеваясь, выпустил ему внутренности.

— Где моя дочь?!

Князь возразил по-людоедски мягко:

— Она моя дочь.

— Где она?!

— Это не твое дело. Тебе повторять не стану: клише к десяти.

— Дай мне время!

— Было довольно времени. Оно вышло. Клише в обмен на твоего щенка.

Задрав голову, точно воя на луну, Наталья позвала:

— Соня! Дочка! Ты где?!

Князь, потянувшись всем телом, легко, точно разминаясь, спрыгнул с дивана, дал небольного, но обидного леща.

— Приди в себя. Меньше жестов — больше дела. Пошла и принесла, время пошло. — И, как ни в чем не бывало завалился обратно со своей книжкой.

Наталья, обмякнув, вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь. Мысль возникла сама по себе, вспыхнула, точно искра.

Тихо, неслышно она повернула наконец ключ в замке, заперев его половину. Заложила для надежности на толстый крюк.

«Все, подлец, все, бес. Из этого ада в трубу не сбежишь… И мне бежать некуда. И не побегу».

Наталья другими, мертвыми уже глазами, оглядела свою комнату, полки, стол, кровать, весь этот с любовью сохраняемый и намываемый хлам — не прощаясь, нет. Она искала то место, о котором, предупреждая, говорил Эйхе: «Ничего тут не трогайте, и, главное, никаких искр, оплетка тут старая, заменю позже».

Где это? Похоже, вот. Электрический провод был спрятан под гнутый гвоздь, но чуть выступал, местами были в самом деле видны медные жилы. Наталья взяла нож, поддела, оборвала — провод дернулся, как живой, падая на пол. Заплясали искры — не от ножа, а от того, что он уже горел внутри. Потом — короткий щелчок, и уже черная змея поползла по полу. Наталья, разрывая свои черновики, картинки, эскизы, роняла их — и они сами потянулись к огню. Он лизнул стену, и старое сухое дерево впитало пламя как воду и пустилось дальше — по щелям,