Читать книгу - "Тропой забытых душ - Лиза Уингейт"

на ранчо, который говорил о ведьмах и великанах, странствующих в лесной чаще, и о налуса фалая, который выглядит как человек, но имеет длинные острые уши и ползает на животе, словно змея. А еще Теско тревожат рассказы об отпущенниках чокто, которые раньше были рабами на фермах чокто до Войны между штатами [3], и об их заклятиях и проклятиях. Когда мы въехали в дом мастера на ранчо мистера Локриджа, Теско первым делом покрасил потолки на верандах в голубой цвет, повесил охранные шары над окнами и прибил подкову над дверью, чтобы отпугнуть привидений и ведьм. Прежде чем оказаться в руках мистера Локриджа, этот бревенчатый дом и все земли ранчо принадлежали индейцам чокто. Теско опасался, что заклятия чокто все еще действовали.

– Па… Папа? Что… Что… Ты… ты-ы-ы говори-и-ишь? – я скрючиваю пальцы так, что ладонь начинает напоминать ладонь ведьмы, и царапаю воздух.

Теско замирает на месте.

– Олли? – шепчет он.

Я издаю громкий утробный стон, становлюсь на колени и начинаю размахивать руками, словно с кем‑то танцую. Из моего живота вырывается смех, и я позволяю этому низкому и глубокому звуку вырваться на волю.

– Па-па! Па-па! – распеваю я полушепотом. – Бли… ближе. Слышу… не… не слышу…

Теско прочищает горло.

– Кыш!.. Иди спать, Олив!

Я снова смеюсь, на этот раз тонко и заливисто, словно птица. Звук отражается от стен, но голос совсем не похож на мой. Мне начинает казаться, что в комнате все же водятся призраки. Старые потолочные балки, вырезанные неизвестным работником чокто после того, как его племя переселили на запад от Миссисипи, на Индейскую территорию [4], застонали так громко, что я едва сама не подпрыгнула.

Теско мгновенно трезвеет – все спиртное, выпитое им за вечер, будто улетучивается в мгновение ока. Он косится на балки, отступая к лестнице. Должно быть, босой ногой цепляет занозу на дощатом полу, потому что с его губ еле слышно слетает проклятие.

Хочется смеяться, но я боюсь, поэтому со вздохом снова распластываюсь на кровати. Последнее, что я произношу достаточно громко, чтобы Теско, спускающийся по ступеням, расслышал: «Сок… Сокро… Сокровище?»

Это даст ему повод задуматься. Он станет размышлять: вдруг я знаю, где находится одна из французских золотых шахт или какой‑нибудь бандитский клад из тех, которые мы с папой всегда искали. Может быть, получится обманывать Теско до тех пор, пока я не придумаю, что делать дальше.

После его ухода я смотрю на луну в окне и заливаю слезами подушку. Я не сдерживаюсь, потому что этого никто не видит. Я хочу быть с папой… и с мамой, жить, как прежде, до Теско, до того, как она пристрастилась к порошкам и выпивке, в горной хижине. Я нигде не была так счастлива, как в той прекрасной долине высоко в горах.

«Если бы мы могли вернуться, – говорю я себе, наблюдая за мотыльком, развернувшим крылья на оконном стекле и отбрасывающим тень в десять раз больше собственных размеров. – Теско нас бы там ни за что не нашел».

Я улыбаюсь, и сон уносит меня, потому что мне кажется, что где‑то вдалеке я слышу поющего папу – он всегда пел, возвращаясь из странствий и приближаясь к дому.

Проснувшись, я вижу, что за чердачным окном еще едва сереет утро, а Несса стоит у моей кровати и колотит коленями по раме, обхватив себя руками, потому что по ночам холодно даже весной.

– Иди в свою кровать! – Я злюсь на девочку, потому что она разбудила меня и оторвала от воспоминаний о старом доме в Уайндинг-Стейр.

Несса смотрит на меня большими карими глазами и моргает, пока я наконец не поднимаю одеяло.

– Ладно, залезай уже.

Дважды ее просить не приходится, и вскоре она снова засыпает. А мне никак не удается задремать. Я размышляю, как нам выбраться отсюда, прикидываю, решусь ли попробовать уговорить маму пойти с нами. Я представляю ее такой, какой она была раньше, с красивой гладкой кожей, темными волосами и сияющими глазами ее родного польского народа, такими же, как у меня. Когда мама смеялась, в этих глазах плясали огоньки, словно искры от костра. Если бы мне удалось забрать ее от Теско и могилы мальчика, которого они вместе завели и потеряли, ей стало бы лучше. Мы бы начали жизнь заново. Разве нет?

Я как следует все обдумываю, строю планы, шаг за шагом. Планирую наше освобождение. И возвращение домой.

«Свободные и дома». Едва эти слова возникают в моей голове, снизу раздается рев Теско:

– Завтрак! Эй, вы двое, к столу!

Несса вскакивает и уносится вниз по лестнице, прежде чем я успеваю остановить ее и одеть. Если ты не вскакиваешь, когда приказывает Теско, он заставит тебя об этом пожалеть. Я спешно натягиваю хорошее платье с поясом из голубой ленты, высоким воротником и длинными рукавами и застегиваю каждую пуговицу, хотя воротник жмет и царапается после стирки и глажки, которыми мы занимаемся вместе с кухарками мистера Локриджа. Это самая взрослая одежда, которая у меня есть, если не считать красного платья с клетчатым передничком. Оба наряда достались мне после того, как надоели дочкам мистера Локриджа в Оклахома-Сити. Они лучше любой одежды, которую мог бы купить мне Теско, даже если бы захотел.

Когда я спускаюсь, Теско ждет у плиты. Он привел себя в порядок, надел свежую пару коричневых брюк в тонкую полоску, сапоги высотой по колено и рубашку цвета дубовой коры. Расчесал волосы и чисто выбрил длинный острый подбородок. Это должно означать, что он собирается в дом мистера Локриджа – может, повезет его в Антлерс по делам к юристу или судье или на поезд. Мистер Локридж нигде подолгу не задерживается. Домов у него столько, что он не во всех успевает побывать.

Я чувствую запах свиных шкварок и яиц и вижу, что стол уже накрыт. И хоть и знаю, что мамы не будет, все равно ищу ее взглядом. Но она все еще спит, как обычно.

Теско берет лопаткой блинчик и выкладывает его на тарелку перед Нессой. Девочка моргает и улыбается мне, словно я – причина внезапной обходительности Теско.

– Ну, хорошо, – Теско вываливает блинчик на мою тарелку. – Я уж подумал, не случилось ли чего, Олли. На тебя не похоже, чтобы ты пропустила завтрак, – он садится на стул. – Я вчера даже немного тростникового сиропа принес из большого дома.

Его голос становится сладким, как густой бурый сироп, и у меня по спине бегут мурашки, потому что именно так он начинал разговаривать