Читать книгу - "Красный парфюмер. Новое дело Егора Лисицы - Лиза Лосева"

кажется, вы толковый специалист. Молодые кадры, в том числе и из провинции, сейчас нужны повсюду. Свежий взгляд! Я устрою так, чтобы вы разобрались в этой смерти, наравне с сотрудниками милиции.

Что же, и отлично. Дело на фабрике мне было интересно. А если и выяснится, что я по сути на птичьих правах, – ну тогда уж и объяснюсь.

Она поднялась, махнула – сидите. Прошлась. Лакированные каблуки четко простучали по паркету. Остановилась у шкафа – за стеклянными дверцами коробки, флаконы.

– Я вам расскажу о том, с чем можно столкнуться. После ликвидации частной собственности важнейшая задача по руководству такими вот громадами, – посмотрела за окно, – легла на государство. А я дело знаю с азов, – она улыбнулась, открыв ровные мелкие зубы, глядя прямо в глаза, – с тринадцати лет забивала табак в папиросы на фабрике вроде этой.

Поправила локон.

– А сегодня мы, – она прищелкнула пальцами, – поставляем на прилавки СССР тридцать миллионов коробок пудры. Больше десяти миллионов тюбиков крема. «Главпарфюм» имеет магазины в Москве, Ленинграде и не только. И верьте мне, это роскошные магазины. Молодые коммунистки приобретают нашу продукцию в залах с интерьерами из мрамора!

Ожидала реакции, я уважительно выдохнул.

– Может показаться, что духи, пудра – это вздор. Обуза для нашего нового быта. Слышны отдельные голоса, что это дело мещанское или, еще хуже, буржуазное.

Кончиками пальцев подпихнула по столу журнал «Работница», я посмотрел дату – старый. На скомканной странице красовался призыв: «Девушки-голубушки, вы не мажьте рожи, лучше мы запишемся в союз молодежи!» В статье говорилось, что комсомолка не красится, она проста и скромна. Девушки то ли из стройтреста, то ли из кооператива пищевиков на собрании приняли решение не пудриться и не краситься. А вместо этого повышать культурный уровень. Припомнив слова Полины о миллионах коробочек и тюбиков, я не слишком им верил.

– Мы эти голоса отметаем решительно! Взято движение за ликвидацию бескультурья в области личной гигиены. – Качнула головой к окну. – Фабрике доверяют госзаказы к значимым датам, ее продукция представляет страну за границей, – продолжила Полина. – Мы как раз готовимся к крупной выставке. Покажем Европе, Германии, Франции, чего стоит государство рабочих и крестьян. Что наша промышленность не отстает от западной, а превосходит ее!

Товарищ Жемчужная села за стол. Сняла трубку телефона с рычажков.

– То, что я скажу, вы никому передавать не должны. И вы, и ваши товарищи будут обязаны не раскрывать обстоятельства дела.

6. Лилиаль (lilial)

– На любом производстве свои секреты и свои победы. Наши работники больше года бились вот над чем, – она выдвинула ящик. Достала флакон без надписей, протянула. Я снял пробку – отчетливый, знакомый запах.

– Это ландыш. Он не поддается дистилляции. В отличие от розы или жасмина, из него невозможно извлечь эфирное масло. Парфюмеры собирают его аромат из других веществ. Нужна формула. И у нас получилось! Мы обошли капиталистов! Соединение синтетических и натуральных веществ назвали лилиаль [5]. Удивительно, что, в зависимости от вариаций, он дает не только аромат цветущего ландыша, но и сирени, и других! Новейшее и важнейшее достижение нашей промышленности! Сейчас на фабрике создают новый аромат. Абсолютно новаторский. Во всем! Центром композиции мы сделаем лилиаль.

Она поправила телефонную трубку. Достала из ящика коробку-пенал, передала мне. Такие были в кабинете Кулагина. Красный картон, геометрические линии.

– Даже упаковка несет идеологическую функцию. Мы отходим от старых принципов оформления. Смотрите, – она открыла пенал, вынула квадратный флакон, – работа художников-авангардистов. Экспрессия! Сама эпоха. Стремительная. Вот увидите, все советские женщины будут пользоваться только им.

Дверь приоткрылась, заглянула «железная барышня», но Полина покачала головой – «не сейчас» – и продолжила:

– Товарищ Кулагин непосредственно контролировал весь процесс создания лилиаль. И, конечно, духов на его основе. Огласки работе вне фабрики мы не давали. В контексте этого открытия может быть что угодно. Саботаж. Шпионаж в пользу иностранных государств.

Шпионов искали повсюду. Затеяв грандиозные стройки плюс электрификацию всей страны, власти поняли, что им нужны грамотные специалисты. Но своих «правильного происхождения» не было. В СССР поехали иностранцы. Однако доверять этим классовым врагам никто не собирался. От них ждали подлянок самого разного сорта. От отравленной воды в колодце до подстрекательств и заговоров. Поэт Маяковский прогремел строчками насчет того, что на территорию нашу спущена свора шпионов и, кажется, даже бандитов и убийц. Под этот грохот ОГПУ арестовал за «шпионаж и вредительство» шестерых британских инженеров-электриков компании «Метрополитэн-Викерс», приглашенных работать в СССР. Что ж, в шпиона, крадущегося по деревне, чтобы отравить воду в колодце, я верил слабо. А вот в старый как мир финансовый мотив – вполне. Если, допустим, формула способна сделать производство дешевле, значит, она действительно ценный товар.

– Еще вот. – Полина передала мне бумагу.

Я прочел. В докладной записке просили назначить ночных сторожей в помощь работникам. В последнее время складские рабочие видели незнакомых людей у ворот.

– Вам надо проявить себя, вы из провинции, – продолжала она. – Я вам даю эту возможность. Мне будете отчитываться напрямую.

Заметила сомнение.

– Не беспокойтесь. Я хоть и не имею отношения к органам, но сумею устроить. Нам важно пресечь и разобраться в этом деле досконально.

Полина встала. Прощаясь, протянула руку.

– По своей линии мы проверим тех, кто в коллективе знал о работе.

7. Сейф в кабинете Кулагина

По пути обратно я наткнулся на группку рабочих, они тайком курили, приоткрыв дверь на улицу. Увидев меня, замолчали, затоптали папиросы, несколько быстро вышли. Я остановился, похлопал по карманам, сказал, что заблудился и не пойму, как выйти к кабинету директора на галерею. Один, постарше, с седыми бачками, верно расценив мой жест, протянул папиросу. Тыкая пальцем в нужную сторону, объяснил, как пройти. Подсел рядом со мной, на ступеньку.

– Ты с папиросой-то лучше на улицу ступай. Мы, есть грех, нарушаем. Но ради случая только. Так ни-ни, строго!

Указал вверх, на плакат «Товарищ, брось папиросу!»

– Я – врач, привычку эту сам не жалую. Да, честно сказать, замаялся просто. – Я спрятал папиросу, облокотился на перила. – С утра ведь на ногах, как сюда пригнали. Посидеть захотелось.

Услышав, что врач, не милиционер, переглянулись, стали держаться свободнее. Кто-то обронил, что врач Кулагину не пригодится. Снова заговорил тот, что постарше, речь правильная – из старой породы московских рабочих.

– По костюму видим, что не из милиции, – кивнул на мой гражданский пиджак. – А зачем же вас вызвали? Видать, анатомическое вскрытие сделать?

– Помер-то товарищ Кулагин, это все уж знают, а от чего? – прибавил один из