Читать книгу - "Памятка убийцы - Алексей Викторович Макеев"

ввела мне не все лекарство. Две трети. Лекарство нужно вводить медленно, так вы говорили, да? Что Тоше лекарство ввел кто-то знакомый, он позволил ввести его медленно.

– Хорошо. Вернее, плохо, но хорошо, что не весь шприц. Куда она потом пошла? Она что-то говорила? Что-то делала? Может быть, сегодня при вас звонила кому-то?

– Я не знаю, я закричала и схватила ее за руку. Держала столько, сколько могла. Но у нас старые кабинеты и очень хорошая звукоизоляция. Она зажала мне рот. Я стала терять сознание, и она убежала. Но есть камеры. В служебном коридоре нет, но дальше на лестнице точно есть. И на проходной. На ее машине стоит наша система слежения, ГЛОНАСС, мы обязаны были поставить. Охраннику я позвонить не успела, сразу набрала вас.

– Вы все сделали правильно. Какая машина у вашей бывшей подруги?

– Красный «Рено». Служебная.

«Скорая» и Гуров с Крячко приехали почти одновременно.

Пылающую праведным гневом Чегеваркину уже собирались увозить на каталке. Но она буквально отбивалась и требовала, чтобы все дождались полковника.

– Какие прогнозы? – спросил Крячко у врача.

– Держится на адреналине. Жить будет. Это как… В некоторых случаях ярость – полезная эмоция. Она буквально разгоняет сердце и кровь и очень сильно поднимает давление. Это ее спасает, – сказал доктор, набирая еще какое-то лекарство в шприц, прежде чем увезти Чегеваркину.

– Да, ну тогда сейчас я подбавлю дров в печь, но рекомендую вам отойти. И если что, я сделал это ради ее спасения. А сейчас она может быть немного не в адеквате. Отойдите, доктор. Дальше. Еще дальше.

Гуров решительно подошел к Чегеваркиной и что-то прошептал ей на ухо.

Рев, который в ответ издала сравнительно хрупкая барышня, потряс всех. Мало кто ожидал, что в таком изящном теле прятался столь мощный голос. Чегеваркина вышла из себя. Рявкнув, она выдала такой поток отборной брани, что полковник восхитился еще сильнее. Так ругаться умеют только настоящие леди. Мария ругалась так, что, казалось, давление у нее должно было взлететь до небес, а фельдшер даже пригрозил, что привяжет ее к каталке.

Врач «Скорой» быстро поймал запястье Чегеваркиной и начал считать пульс.

– Браво. Отличные результаты. Теперь точно довезем.

Женщина была в ярости и пока не планировала из нее выходить.

– Ты рассказал ей, что Пономарева была любовницей Сысоева? – уточнил тихонько Крячко, который переждал всю бурю на сравнительно безопасном расстоянии от бушующей леди.

– Ага. И что это она убивала всех, и его в том числе. Действуя от лица музея, – откликнулся Гуров. – Все я ей не успел рассказать, Чегеваркина слишком быстро вышла из себя.

Напарники вернулись в кабинет Чегеваркиной, где их уже ждала ее помощница с таким видом, словно ей только что устроили большую порку.

– Не волнуйтесь, с ней все будет хорошо, – поспешил успокоить девушку полковник.

– Я не волнуюсь, Мария Александровна волнуется. Она только что позвонила мне и сказала, чтобы я дала вам все необходимое, – девушка вздохнула и шмыгнула носом, – но я не знаю, что вам необходимо!

– Не переживайте. Какой из этих столов Екатерины Пономаревой?

Девушка показала. Стол весь был завален какими-то каталогами, брошюрами, блокнотами, подарками от различных компаний. Здесь было три кружки, платок, ручек не меньше десятка… В отличие от стола Чегеваркиной, на котором царил армейский порядок.

– Ее засекли камеры. Пьет кофе у ГУМа в кафе с уличной верандой, – позвонил один из оперативников.

– Принял, – отозвался Гуров.

– Она и не думает прятаться. Пьет кофе и, думаю, ждет нас, – устало сказал Лев и добавил, вздохнув: – Не люблю людей с подвижной психикой, но, видимо, нас ждет очередное невеселое задержание.

– Думаешь, будет шоу? Не боишься, что в духе своей семьи она покончит с собой на публике? – буркнул Крячко, вставая.

– Уверен в том, что она хочет устроить нам концерт, зря, что ли, выбрала место в самом центре города, где будет больше всего зрителей. Нет, не думаю про самоубийство. Мне кажется, – Гуров невесело улыбнулся, – нам с тобой попадались такие люди. Ей нужны зрители, слушатели и те, кто будет восхищаться. Так что наша убийца ждет нас, чтобы похвастаться всем, что она устроила.

– Вот хоть бы раз кто-то из них выбрал пельменную. Вот так бы и сказал: «Ребят, все понимаю, но вот пельмешки доем, и поедем в тюрьму или куда скажете», – грустно рассмеялся Стас.

И Гуров не мог с ним не согласиться. Но у них было еще одно дело, которое нужно сделать до того, как они поедут за Пономаревой, тем более что там сейчас уже дежурили оперативники, чтобы перехватить убийцу. Не жертву обстоятельств и не несчастную мать. А именно убийцу, которая холодно и расчетливо убила нескольких человек.

Пономарева в самом деле сидела в кафе с видом на Красную площадь и пила кофе.

– Вы что-то подзадержались, полковник, – сказала Екатерина, доедая пирожное. И улыбнулась.

– Да нужно было еще кое-куда заехать. Вы же, распрекрасная наша, специально пришли в это кафе, да? Думаю, что и речь запланировали красивую для нас, – Гуров посмотрел на часы и улыбнулся, – на сорок четыре минуты, да? Чтобы ваш муж как раз успел сесть на поезд, правильно? А сейчас вот на Киевском вокзале его и перехватили. У поезда. Едет в Главк, думаю, что даже опередит нас.

Выдержка все-таки изменила Пономаревой, и через полсекунды, Гуров даже не успел досчитать про себя до четырех, она уже кинулась на него с кулаками. И если одной рукой она замахнулась по-женски, будто в истерике целилась в глаза, то во второй ладони сжимала очень тяжелое блюдо.

– Дамочка, тяжеловато орудие. – Крячко перехватил блюдо и присел рядом, на всякий случай придерживая Екатерину за запястье. – Попросим счет и поедем в управление?

Гуров поднял руку, чтобы официант их заметил, и в этот момент Пономарева усмехнулась, не удержавшись от финальной шпильки:

– Я уже расплатилась и даже кофе для вас добавила в счет, куда уж вам с вашими полицейскими мизерными зарплатами. Угоститесь.

– Спасибо, как бы кофе не оказался отравленным, как и все, что делаете вы, – ответил в тон ей Крячко.

Лев посмотрел в глаза женщине и понял, что она безумна. Давно и безнадежно безумна. Может быть, это безумие росло десятилетиями. Еще до смерти сына. Может быть, спало где-то внутри. А потом, когда все щиты рухнули, оно расцвело. Муж ее был, скорее всего, слабее. Он любил жену, любил свою семью, свой тонкий хрупкий мир. Мир рухнул. Его женщина вложила ему в руки оружие и подарила простейший смысл существования. Если мужчина не смог защитить свою семью,