Читать книгу - "Аберистуит, любовь моя - Малколм Прайс"

И вопрос не в том, нашел он ее или нет, а в том, почему он проделал весь этот путь лишь для того, чтобы умереть? Я оглядел тихий серый пейзаж; цвета постепенно линяли. Ответ был написан на всех лицах, что встречаешь в Аберистуите. Людям не хватало смелости быть спасенными. Ни девушкам из «Мулена», которые ищут убежища именно там, где никогда его не найдут. Ни Соспану, печально улыбающемуся из-за невидимой решетки своей ванильной тюрьмы.

Одинокая фигура бежала по пляжу в направлении Борта. Крохотная фигурка отчаянно летела стрелой, словно порученное дело еще может спасти мир. Я смотрел, как она приближается: сбоку болтался школьный рюкзачок, а она бежала по пляжу, по камням и вверх по дюнам. Ее шаг вдруг замедлился на мягком песке – точка опоры рассыпалась под ногами, и воздух вокруг превратился в патоку. Но она лишь удвоила усилия, борясь с шуршащими грудами песка и презрев их попытки ей воспрепятствовать. То была Амба, и огонь веры по-прежнему ярко пылал в ней. Взобравшись на верхушку дюны, она подбежала ко мне и, рыдая навзрыд, бросилась в мои объятия:

– Он… он…

– Все о'кей.

Ее лицо было подернуто серебристой пеленой слез, и все попытки заговорить ни к чему не приводили, ибо снова ее душили слезы.

– Он… он…

– В чем дело?

– Он собирается уничтожить Аберистуит!

И при мысли об этом она взвизгнула и опять ударилась в плач.

Я залез в карман, нашел пачку салфеток и протянул ей. Глядя на пески Инисласа в глубокой тиши этой ночи, я воспринял новость о том, что кто-то собирается уничтожить Аберистуит, со странной отрешенностью. Я терпеливо дождался, пока рыдания постепенно смолкнут. Амба вытащила салфетку и высморкалась. Посмотрела на меня – ее лицо было мокрым и блестело.

– Он все уничтожит!

– Кто уничтожит?

– Лавспун.

Разразился очередной припадок плача, но сквозь слезы она проговорила:

– Ты сказал, что не знаешь, как он собирается вывести Ковчег в море?

Я кивнул.

– Это был неправильный вопрос. Он собирается вывести море к Ковчегу.

На обратном пути – осторожно, ибо весь свет уже покинул мир и тропинки в дюнах перестали существовать – мы увидели, что на горизонте загорелся костер: где-то в стороне Тре'ттола. В темноте летней ночи было что-то пугающе первобытное, что-то языческое. Мы долго всматривались в нее, наше созерцание прервало кошачье мяуканье, и резкий запах паленой шерсти прянул нам в ноздри. У наших ног стоял Джулиан – с чудовищно обожженным ухом. Весь рассказ уместился в этом резком запахе паленой кошки, и мы все поняли мгновенно. Мы пустились бегом через холмы к домику мамаши Эванс, – через трейлерный парк, через дорогу и по болоту к железнодорожной линии. Я знал, что меня там ждет. Миссис Ллантрисант опять меня перехитрила. Когда мы прибежали, вся округа полыхала знакомыми голубыми огнями. Пожарная команда поливала дом из шлангов, а какие-то дамы из Сент-Джонсской бригады «скорой помощи» утешали мамашу Эванс, которая сидела, сгорбившись под накинутым одеялом, и пила чай. В нескольких ярдах от нее высилась уродливая груда пожарища. А за нею, теснимая полицией, злобно роптала ватага угрюмых жителей деревни – они-то, несомненно, и запалили пожар. Я не знал, что им наговорила миссис Ллантрисант, – для агента с ее опытом то были семечки. Овцы не ягнятся, коровы не телятся, или молоко ни с того ни с сего скисает; любая из мириад жизненных неурядиц могла быть приписана колдовству и использована против мамаши Эванс. Пожар-то потушили, но дом, который якобы загорелся от случайной искры, было уже не спасти. Пока я оглядывал место происшествия, мамаша Эванс посмотрела на меня – слезы еще блестели у нее на щеках – и безмолвно попросила прощения. Я махнул рукой; просить прощения следовало мне; это я навлек беду. Ко мне подошли несколько человек и наставили на меня стволы ружей; я поднял руки. Из-за дома показалась фигура – дама, которая прежде выглядела скрюченной, сгорбленной старой девой, но теперь держалась прямо как штык и олицетворяла властность и целеустремленость. То была миссис Ллантрисант – ее триумф портило только обширное черное зияние в переднем челюстном протезе, от чего она стала похожа на мультяшного пирата. Кот Джулиан понесся к ней. Волна отчаяния и ярости охватила меня, когда она вынула из своей хозяйственной сумки большой балык и вручила коту.

– Проклятый Иуда! – закричал я и кинулся вперед, нацеливаясь бешено врезать ботинком по кружку Джулиановой задницы.

Кот вякнул и отпрыгнул с дороги как раз в тот момент, когда ружейный приклад вломился в мой череп. Я слегка дернулся и упал. Теряя сознание, я увидел Ирода Дженкинса и горизонтальную трещину у него на лице, которую называли улыбкой.