Читать книгу - "В поисках Леонардо - Валерия Вербинина"

Вспомнив о своей слушательнице, она мгновенно опомнилась:

– Ах, простите, мадам Дюпон! Я совсем забыла, что вы в положении и вам нельзя слушать всякие ужасы.

Амалия почувствовала, как у нее заныли виски. Решительно все с самого раннего утра носились с ней, как с писаной торбой, и хотя вначале это даже показалось ей немного приятным, вскоре она уже изнемогала от излишнего внимания. Все заговорщицким тоном справлялись о ее здоровье, сочувственно рекомендовали отдых, покой и тут же без перехода пускались в описание подробностей вчерашнего убийства. Сеньора Кристобаль поздравила ее с намечающимся прибавлением в семействе, которого наверняка ждет не дождется месье Дюпон. Доктор Ортега галантно предложил в случае чего без размышлений прибегать к его услугам. Месье де Бриссак на пару с долговязым американцем носил ей фрукты и сладости, уверяя, что беременным женщинам они полезны. Миссис Рейнольдс поведала ей, как была беременна Мэри, и красочно описала все неудобства своего состояния в тот период: как ее тошнило без передышки, как она не могла даже подняться с постели, как платья на нее не налезали и все тело болело адски, но потом она родила чудесную крепенькую девочку и все прошло. Мистер Дайкори и прежде был с Амалией любезен, а теперь обращался с ней так, словно она хрупкая фарфоровая статуэтка, на которую нельзя даже дышать без риска повредить ее. Жена художника Фоссиньяка давала ей советы, как лучше расставлять платья во время беременности, а Эжени Армантель сахарным тоном осведомилась, кого именно хотела бы мадам Дюпон: мальчика или девочку.

Больше всего, надо признаться, мадам Дюпон хотела в эти мгновения свернуть шею своему кузену, и подходящий случай представился ей как раз во время обеда, который она велела доставить к себе в каюту. Именно тогда к ней, на свою беду, и заглянул Рудольф фон Лихтенштейн. Превосходный французский dejeuner[17], включая нежную спаржу и креветки, целиком полетел в немецкого кузена, который едва успевал уворачиваться от летящих в него тарелок.

– Черт возьми! – вопил Рудольф. – Амалия! Кузина! Да прекратите же, прошу вас!

Амалия, тяжело дыша, озиралась в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы еще метнуть в негодяя, из-за которого она целое утро выслушивала советы о расставленных платьях и грудных младенцах. Воспользовавшись тем, что артиллерия неприятеля временно истощила свои запасы, германский агент кинулся к двери, но тут она распахнулась ему навстречу, и в каюту, привлеченный странным шумом, вбежал доктор Ортега.

– О мадам! – пролепетал он, увидев царящий в комнате разгром. – Умоляю вас! Любое волнение в вашем положении может быть губительно!

Глаза Амалии кровожадно сверкнули, и, подхватив со стола красивую вазу севрского фарфора, она с наслаждением запустила ею в доктора. Тот пискнул «ой» и опрометью выскочил за дверь, с позором оставив поле боя. Рудольф сделал движение, собираясь последовать за Ортегой, но тут Амалия, внезапно успокоившись, подошла к креслу и села в него, грациозно закинув ногу на ногу.

– Я очень рада вас видеть, кузен, – сказала она.

– Это что, пролог к моему убийству? – осведомился Рудольф недоверчиво.

– Пока нет, – отозвалась Амалия. – Вас не затруднит позвать горничных? И скажите, пожалуйста, чтобы мне принесли еще один обед.

Поняв, что гроза миновала, Рудольф несколько успокоился. Он кликнул обслугу, передал поручение Амалии и плюхнулся на диван, отряхивая с сюртука листья салата.

– Должен вам сказать, – заявил он по-немецки, – вы были неподражаемы.

– Однако до вас мне все же далеко, – парировала его прелестная кузина. – Что видно, что слышно в первом классе?

Рудольф смущенно потер кончик носа.

– Да, в общем-то, ничего нового.

– Все то же самое? Ни Леонара, ни вора, ни драгоценностей?

– Именно так. – Рудольф поколебался. – Кроме того, пассажирам стало известно, что Боваллона зарезали вашим ножом.

– Это плохо, – безмятежно заметила Амалия, принимаясь за только что доставленный обед.

– Также Эжени Армантель проболталась о Леонаре Терноне, так что угрожающие записки – больше не тайна.

– Ах, щучья холера! – пробормотала Амалия по-польски. – Ну и пес с ними. Хотите отведать салата, кузен?

– С удовольствием, – отозвался Рудольф, и в течение нескольких последующих минут агенты враждующих держав мирно уничтожали салат, приготовленный кудесником шеф-поваром Винэгром.

– Должен вам сказать, – заявил Рудольф, когда с салатом было покончено, – вчера я малость погорячился, когда сказал, что больше ни за что не стану помогать вам.

– А меня сегодня весь день мучила совесть, оттого что я вчера была с вами так невежлива, – вздохнула Амалия. – Положим, вы это заслужили, но все-таки…

Рудольф открыл рот, собираясь что-то сказать, однако передумал и закрыл его.

– Так вы нашли того, кто подбросил вам в сумочку ожерелье? – осведомился он.

– Ожерелье – вздор, – отмахнулась Амалия. – Главное, определить, кто же он такой, наш неуловимый Леонар. – Она нахмурилась. – Во-первых, он имел возможность подложить яд в пищу мадам Эрмелин. Во-вторых, вчера он побывал в моей каюте и украл из нее нож для разрезания страниц. В-третьих, Боваллон определенно знал его и не боялся.

– Почему вы так решили? – полюбопытствовал Рудольф.

– Вы не понимаете? Чтобы всадить нож в человека, надо подойти к нему вплотную, – пустилась в объяснения Амалия, – а в комнате нет никаких следов борьбы. Адвокат даже не сопротивлялся. И когда я его увидела там, мертвого, – ее голос задрожал, – у него на лице было написано такое изумление… Он не ожидал, что тот человек может его убить.

Рудольф неловко кашлянул.

– Забыл вам сказать, кузина… Боваллона должны похоронить в третьем часу.

– Вот как? – рассеянно заметила Амалия. – Значит, у нас еще есть время, чтобы прикончить десерт.

Похороны адвоката собрали куда меньше народу, чем похороны мадам Эрмелин. Многие не пришли, сославшись на то, что у них другие дела. Все тот же отец Рене читал молитвы за упокой души усопшего, и по-прежнему дул холодный ветер. Белый мешок с телом адвоката скользнул в пучину, она на мгновение разомкнулась и приняла его в свои воды.

Амалия дрожала. Она озябла. Случайно она выронила свою сумочку, и ее содержимое рассыпалось по палубе.

– Ах, какая я неловкая! – воскликнула Амалия.

Рудольф, Феликс Армантель и Деламар кинулись подбирать рассыпавшиеся мелочи. Амалия зорким взглядом окинула лица присутствующих, и от нее не укрылось промелькнувшее на одном из них разочарование, как только этот человек осознал, что ожерелья в ридикюле больше нет.

«Ага! – удовлетворенно подумала Амалия. – Значит, я была права».

– Что-то становится прохладно, – заметила Луиза Сампьер. – Может быть, лучше вернуться в салон?