Читать книгу - "Бабочки Креза. Камень богини любви - Елена Арсеньева"

— У вас чудесная дочь, — начала было Аглая, и женщина вздохнула:

— Добрая она очень и сердечная. Уж и не знаю, хорошо ли это в такое время, как наше. Звериное время, ничего в нем не разберешь, люди готовы друг другу горло ни за понюх табака перегрызть. Я вот у нас в пекарне нарочно попросилась в ночную смену работать, чтобы поутру возвращаться, а то ночью домой идти невыносимо страшно. Нам хлебом жалованье дают, так бывало, что по ночам на наших нападали, пытались хлеб отнять. Двух женщин убили даже… Время, ох, время… — Хозяйка сокрушенно покачала головой. — К дому подошла, встретила соседку, она рассказала, что старика Шнеерзона, соседа нашего, ночью убили. Голову ему проломили, а в доме все вверх днем. Кухарка пришла и нашла его мертвого. Кинулась милицию рабочую вызывать, так там хоть бы почесался кто. В прежнее время полицией тут бы все было наводнено, господа следователи шныряли бы по окрестным домам, а нынче…

Женщина всхлипнула и обратила к Аглае усталые серые глаза, заплывшие слезами:

— Ой, я такое говорю чужому человеку… Но я знаю, чувствую, вы меня не выдадите. Я вас первый раз вижу, а почему-то чувствую, что вы не подлая, не злая, что вы не чужая мне. Да и Варенька вас бы не впустила, ежели бы что-то недоброе в вас почуяла. Она хоть мала, а глаз у нее на людей — алмаз.

Аглая невольно вздрогнула при звуке последнего слова, вспомнив свой сон. Что-то сон открыл ей, только она еще не понимала, нужно ей это или нет.

Однако она загостилась, кажется. Пора подниматься, поблагодарить хозяйку, поцеловать спящую Варю — и уходить к доктору Лазареву. В кухарки наниматься.

Только сначала надо бы хоть немножко себя в порядок привести…

— Ну, вижу, вставать решили? — Женщина поднялась со стула и пошла к двери. — Одевайтесь и приходите на кухню, там самовар вскипел, напою вас чаем на дорожку и хлебца дам свежего.

Она вышла. Аглая с отвращением натянула на себя платье (оно после вчерашних приключений оказалось таким грязным, что с души воротило) и, ладонями пригладив волосы, вскоре явилась в убогую, но чистую кухню, где царил невероятный, вкуснейший на свете аромат свежего хлеба. Впрочем, вскоре выяснилось, что на запах хлеб куда лучше, чем на вкус: был он тяжел, сыроват, остист.

— Из чего ни попадя печем, — вздохнула хозяйка. — Даже стыдно. Но ладно, хоть такой есть. Многие за буханку невесть какое добро на меняльном рынке отдают. Все с себя снимают: есть-то хочется! У меня мать в деревне, так она вот что рассказывала… Нипочем не желают мужики зерно новой власти отдавать, вот и голодновато в городе. Хоть и лютуют продотряды, а все же крестьянин всегда найдет место, где хлебушек припрятать. Авось доживем до той поры, когда весь нынешней ужас на нет изойдет.

Аглая вздохнула: она тоже на это уповала.

— Вас как зовут?

— Вера Ивановна.

Аглая только головой покачала. Да… Вот же бывает: Вера и Варя.

— Счастливо оставаться, Вера Ивановна, дай бог здоровья. Спасибо вам и вашей дочке несказанное. А теперь я пойду.

— Далеко ли пойдете-то? — спросила хозяйка, оглядывая ее как-то очень уж внимательно.

— На работу наняться хочу, — не стала отмалчиваться Аглая. — Слыхала, доктору Лазареву кухарка нужна. Пойду попытаю счастья, авось возьмет.

— И, милая вы моя! — воскликнула Вера Ивановна, всплеснув руками. — Да мыслимо ли кухаркою-то да в таком виде? Доктор-то вас и на порог не пустит, и говорить с вами не станет. Вы вот что… Пойдите помойтесь, я вам шайку дам чистую и простынку вытереться. А платье ваше за дверь киньте. Не надевайте больше, в таком виде только людей пугать.

Когда Аглая окунула свою пыльную голову в огромный чан (невесть почему хозяйка называла его шаечкой) с водой (она была даже чуть теплая, Вера Ивановна щедро вылила в емкость все, что оставалось в самоваре), у нее словно бы даже разум помутился от счастья. Потом вытерлась, а когда выглянула из двери, обнаружила на табуретке клетчатое саржевое платье, серое с черным. Оно было как раз впору Аглае, может быть, только самую малость коротковаты рукава.

От платья чуточку пахло лавандой, и хоть Аглая ее запах не слишком любила, сейчас он даже показался приятным. Правду говорят: чистота — лучшая красота. А платье было чистое-чистое!

— Ну, я так и знала, что вам впору придется, — восхитилась Вера Ивановна, когда Аглая появилась в комнате.

— Пришлось, — неловко развела руками девушка. — Но я не смогу… в наше время… как можно? Оно вам пригодится, на него для Вари можно что-то выменять.

— Да платье-то не мое, — отмахнулась хозяйка. — Его у моей матери выменяла какая-то дама городская. Зимой многие городские по деревням ходили с салазками, от голода спасались. Везли все свое добро. Мама говорила, наряды у той дамы все были воздушные, прямо бальные платья. Ну куда такие на деревне? А дама плакала от того, что у нее никто ничего брать не хотел. Говорила, у нее дочка восьмилетняя в городе, есть нечего, мужа арестовали… Ну, мама вспомнила нашу Варю, ровесницу той девочки, пожалела даму, взяла одно платье, а взамен полпуда картошки дала. Платье мне привезла, а я его почему-то не могла носить. А вам совершенно пристало. Возьмите, снимите тяжесть с души.

— Да какая же тут тяжесть, если ваша мама за одно платье целый мешок картошки отдала? — удивилась Аглая, с нежностью оглаживая ткань.

— Сама не знаю, — пожала плечами Вера Ивановна. — Но как только вы его надели, так мне сразу легче стало. Пусть оно вам удачу принесет!

* * *

Конечно же, Алёна ночью спала плохо. И это еще мягко говоря! Голос, шелестящий, как крылья высохших бабочек, бесплотный, осыпался на нее во сне, словно пыльца, и горло перехватывало от отвращения до удушья. Она вскидывалась от каждого шороха за окном, от каждого шума. Потом во сне возник святой Георгий, который сражался с черным «Фордом», а на смену ему явился Лев Иванович Муравьев, начальник следственного отдела городского УВД, с трубкой а lа комиссар Мегрэ, и, не вынимая ее изо рта, пробурчал: «А вы, оказывается, любите кофе капучино, Елена Дмитриевна?»

Только под утро Алёна кое-как заснула, а когда открыла глаза, было уже девять. Кошмар… Еще лежа в постели, протянула руку к телефону и, узнав в справочной номер парикмахерской «Мадам Баттерфляй», набрала его.

— Доброе утро. Севу можно пригласить?

— Он сегодня не работает.

Алёна с трудом подавила сорвавшийся с языка вопрос, не появились ли на стене парикмахерской новые бабочки, и набрала другой номер, который узнать в справочной было никак нельзя, ибо это был телефон приснившегося ей Льва Ивановича Муравьева. Секретный номер был в добрую минуту подарен с щедрого плеча, как знаменитый заячий тулупчик. Алёна пользовалась им редко, только в ситуациях совершенно глобального значения. С другой стороны, покушение на собственную жизнь вполне можно расценивать как глобальную историю, а потому Алёна все же решилась набрать заветный номер. Немедленно выяснилось, что сделала она это совершенно напрасно — Лев Иванович оказался на совещании в Москве и вернуться должен был только послезавтра.